Шрифт:
Закладка:
Правду Бермята сказывал – жил в глухой деревне молодец, и впрямь сила у него была необыкновенная. Всю жизнь занимался Рахта крестьянским промыслом: для двенадцати дровень лес принашивал, на лыжах зимой к дому прихаживал, правой рукой дом поднимал, а левой лыжи под угол совал. Много рыбы он налавливал, рыбу ту мужичкам раздаривал, рагнозерские мужички отправлялись с рыбой в Каргополь и Вологду, продавали её с выгодой. Возвращались они домой со звонкой деньгой, говорили земляку таковы слова:
– Многих лет тебе жизни, наш Рахта Рагнозерский!
Приехал гонец в деревню рагнозерскую, спрашивает у одной женщины:
– Здесь ли Рахта Рагнозерский?
Отвечала ему женщина:
– Здесь Рахта Рагнозерский, да ушёл он нынче в лес за вязями. Ты послушай меня, добрый молодец: когда он вернётся с работушки, не серди его голодного и не спрашивай холодного.
Сидит гонец под окошечком, Рахту Рагнозерского дожидается. Смотрит на дикие леса да на близкое озеро и видит – на озере будто с места остров движется.
Говорит гонец женщине:
– А скажи мне правду, женщина, что я вижу здесь на вашем озере – будто с места остров движется?
Отвечает ему женщина:
– Посмотри-ка ты внимательно. Это Рахта возвращается с вязями, с полозьями да с копыльями.
Подходит тут Рахта к своему дому, скидывает с плеча свою ношу. Правой рукой он дом поднял, левой – лыжи под пол подсунул. Приходит он в тёплый дом, собирает женщина ему обед. Как наелся Рахта досыта, встал тут киевский гонец и говорит таковы слова:
– Послушай, Рахта Рагнозерский, киевского князя, съезди в Киев-град на борение, сходи с неверным на состязаньице.
Говорит Рахта Рагнозерский:
– Я послушаю князя киевского и съезжу в Киев на борение, с неверным на состязаньице. Только вот что я тебе выскажу: как появлюсь я в Киеве, не сажайте меня за стол и не кормите яствами, не давайте питья, а сажайте в холодную подклеть да держите сутки голодного, лишь потом пускайте на борение.
Гонец обратно в Киев собирается, а Рахта не спешит – отправляется он в конюшню, выводит сивого конька: ростом тот конёк невелик, грива у него между ног путается.
Говорит гонец:
– На таком коньке три года до Киева ехать. Возьми лучше княжеского коня.
Рахта отвечает:
– Не твоя забота о моём коньке печалиться: отправляйся в Киев и передай князю то, что я тебе сказывал.
Отправился гонец в Киев, а князь Владимир волнуется, вестей дождаться не может. Встречает он гонца на каменном крыльце, говорит таковы слова:
– Как приедет Рахта, посажу его за дубовый стол, прикажу слугам быстрее нести ему сахарные яства, медвяное питьецо, чтобы с дороги он наелся досыта, напился допьяна.
Отвечает гонец:
– Вот что мне Рахта сказывал: «Как появлюсь я в Киеве, пусть меня посадят в холодную подклеть, не дают ни есть, ни пить целые суточки. И лишь потом выпускают на борение».
Тут и Рахта за гонцом появляется – словно гора движется, а конёк его едва между ног виден. Посадили Рахту Рагнозерского не за дубовый стол – в холодную подклеть, не давали ни есть, ни пить, а через суточки выпустили с Редедей на борение. Как отправился Рахта Рагнозерский на берег Днепра, проходило мимо коровье стадо и с ним матёрый бык-пятилеточка. Рахта ухватил быка за бок и, сколько могла его рука взять, вырвал кусок мяса с кожею.
Увидал Рахта Редедю, не стал от него прятаться. Сказал Редеде:
– Бороться не умею и состязаться не умею, а привычка-то у меня женская.
Сказавши это, схватил за могучие плечи поединщика и тут же его в кучу смял.
Делать нечего, пришлось хану слово держать – убираться с днепровского берега в ту землю, откуда пришёл.
Князь Владимир Рахтой не нарадуется:
– Чем тебя, молодец, жаловать: городами, сёлами, золотой казной или серебряной? Отвечай скорее, выполню всё, что ни пожелаешь.
Говорит Рахта Рагнозерский:
– Ты, великий киевский князь, не жалуй меня ни городами, ни сёлами, ни золотой казной, ни серебряной. А поставь-ка ты меня главным над Рагнозерским озером, чтобы без моего разрешения не ловили бы на нём мелкой рыбушки, а большую я сам буду ловить, мужичкам отдавать: пусть отвозят её в Каргополь с Вологдой, продают с выгодой за звонкие денежки. Пиши о том скорописчатую грамотку.
Князь тотчас грамотку написал, печатью скрепил и отправил Рахту главным на Рагнозерское озеро.
Василий Игнатьевич
ак уехал Рахта к себе со скорописчатой грамоткой, набежал на Русь Скурла-хан. Обложила ханская орда Киев: от неё в поле черным-черно – не проскользнуть мимо зверю, не пролететь птице. Сам же Скурла сын Смородович сидит в золотом шатре со своим любимым сватом Коршаком, с любимым зятем Коньшаком, с любимым племянником Киршаком. Впереди хана сорок тысяч нехристей, по правую руку – сорок тысяч, по левую – сорок тысяч, а позади у него, у собаки, и вовсе тьма.Написал Скурла-хан князю ярлык, выбрал наилучшего посла и велел ему:
– Ты езжай через караульные заставы, через городские стены. У ворот не спрашивай приворотников, у дверей не спрашивай придверников. Станови коня посреди двора и его не привязывай. Заходи прямо к князю Владимиру в его гридню, положи ярлык на дубовый стол, а сам скорее вон пойди.
Посол сделал всё, как было велено: проехал через караульные заставы, через городские стены, не спрашивал у ворот приворотников, у дверей придверников, оставил коня посреди двора, поднялся к князю Владимиру в его гридню, положил ярлык на дубовый стол и поскорее вон вышел.
Как увидел Владимир тот ярлык, говорит он боярам:
– Прочтите мне его.
Стали бояре читать ярлык, а в нём вот что Скурлой понаписано: «Если отдадут мне Киев добром, так его добром возьму. А не отдадут Киев добром, так я его боем возьму – все соборные церкви на дым пущу, самого князя под саблю склоню, а Апраксию-княгиню за себя возьму».
Пригорюнился князь, закручинился. Накинул он кунью шубу на одно плечо, а соболью шапочку на одно ушко и побрёл по городу Киеву. Навстречу ему калика перехожий: лапоточки у того калики о семи шелках, порты на нём ситцевые, рубаха шелковая, а в руке калика держит палочку пятьдесят пудов. Говорит князю калика:
– Здрав будь,
