class="p1">Говорит посол:

– Есть у меня стрельцы, да в белом шатре оставлены, уж больно утомились, спят с дороги. Я и сам в малом ребячестве шуточки пошучивал, немножечко из тугого лука постреливал.

Поехали они в чисто поле, поставили золотое кольцо, а против того кольца – булатный нож. Владимир стольно-киевский первый раз выстрелил, да недострелил. Другой раз выстрелил, да перестрелил. Третий раз выстрелил, да попасть не смог. А грозный посол по полюшку похаживает, свой тугой лук поглаживает. Натянул он шелковую тетивочку, положил к ней калёную стрелу. Стрела спустилась, как змея взвилась, – попала прямо в золотое кольцо и перерезалась о булатный нож на две половиночки. Они весом, мерой и на взгляд равны.

Говорит тогда грозен посол:

– Ты, Солнышко Владимир стольно-киевский! Долго ли ещё мы будем куражиться? Не пора ли нам добром наладиться? Плати нам дани-пошлины.

Отвечает князь:

– Не могу платить я дани царю Калину. Нет нынче в Киеве золотой казны.

Говорит ему посол:

– Отдавай тогда мне в супружницы свою любимую племянницу, Забаву Путятичну.

Вернулся князь в светлицу к племяннице:

– Ты, Забавушка, выходи скорее за посла царя Калина: а не пойдёшь с охотой, придётся отдать тебя по неволе. Не могу я более посла повыведать, не могу я более его повыпытать.

Однако Забава упрямится:

– Я жива не пойду и мертва не пойду. То добрым людям на хохот, христианскому миру на посмешище. Не мужчина посол – женщина. У неё и задушка взад, да и грудь вперёд.

Рассердился тогда Владимир на племянницу, вскричал зычным голосом:

– Слуги мои верные! Надевайте-ка вы Забаве подвенечные платья, ведите её в соборную церковь к золочёным венцам, к золотым перстням, в супружество с грозным послом царя Калина. Не страдать же из-за упрямой девицы всему Киеву!

Говорит затем Владимир грозному послу:

– Дорогой гость, грозный посол, готовься взять Забаву в супружество. У нас девица справляется не по неволе, а по собственной охоте.

Тот отвечает:

– Послушай меня, стольно-киевский князь! Прежде чем мне с твоей племянницей под венец идти, надо бы нам с тобой побрататься, силой померяться. Поедем-ка мы сейчас в чисто поле и попробуем молодецкую силу.

Князь Владимир говорит:

– Стар я для такого братания, не удержать мне ни булавы, ни копья.

Посол говорит:

– Так отправь вместо себя поединщика.

Вздыхает князь:

– У меня и богатырей не осталось. Некому с тобой поравняться.

Посол тогда его спрашивает:

– А нет ли у тебя в подвалах да в подклетях пленников-затюремщиков?

Тут вспомнил Владимир про Ставра Годиновича. Пустить Ставра – потерять Ставра. Не пустить Ставра – так разгневать посла. Делать нечего – закричал Владимир зычным голосом:

– Слуги мои верные, княжецкие! Берите золотые ключи от подклети, отмыкайте ими дубовую дверь, выводите во двор молодца!

А сам думает: «Кормил я своего пленничка одним овсом, поил его одной водой. Он с таких яств и шагу не сделает. Как тогда с послом быть, если затюремщик от поединка откажется?»

Как вывели слуги во двор Ставра Годиновича, тот вывернул из земли седой валун и стал забавляться, камень к небесам подбрасывать. Владимир глазам своим не верит: не ведает он, что кормила всё то время пленника Забава Путятична лучшими кушаньями, вдоволь давала затюремщику медвяного питьеца.

Подвели тогда к Ставру богатырского коня, снимали с него арестантское платье, давали ему богатырские доспехи. Сел на коня Ставр Годинович, и поехали они с грозным послом в чисто поле. Только и видели, как молодцы садились, да не видели, как молодцы ехали. В том поле Ставр с послом забавляются, с коня на коня они перепрыгивают, подбрасывают булатные палицы и на лету их подхватывают, а как мечами сшибаются – искры сыпятся во все стороны на много вёрст.

Князь Владимир с высокого крыльца все глаза проглядел: только и видит, как летают по небу палицы и зарницы бегают от сшибки богатырских мечей. От такого поединка князь ёжится, поджимается, куньей шубочкой закрывается. Вздыхает он и говорит себе: «Нелегко приходится Ставру Годиновичу».

Ставр же Годинович с послом, вдоволь назабавившись, повернули коней обратно к городу Киеву. Вот приезжают поединщики на княжий двор, с жеребцов соскакивают, кланяются в пояс Владимиру. Тут грозен посол снимает своё богатырское платье, а под ним у него женское платье. Распускает он свои волосы и говорит князю:

– Красно Солнышко, князь стольно-киевский Владимир Святославович! Выводи поскорее мою невесту, а свою племянницу Забаву Путятичну, из соборной церкви. Приведи её в девичью светлицу и оставь там на лавочке. Не хочу я смеяться над девушкой! Над тобой же, князь, посмеюсь! Где это в христианском мире видано, где это слыхом слыхано, чтобы венчали девицу за женщину? У меня есть своя законная семья, есть любимый муж, а зовут меня Василисой Микуличной – я старшая дочь самого Микулы Селяниновича!

Здесь Василиса Микулична и Ставр Годинович с князем прощались, домой отправлялись, а чёрный ворон впереди их полетел.

Рахта Рагнозерский

что Василиса Микулична посмеялась так над Владимиром, было ещё для князя не горюшко – горюшко его впереди ждало. Пришёл на Русь хан Куря с печенежской ордой. Выслал Куря вперёд себя поединщика Редедю.

Говорит хан князю:

– На том сойдёмся, что выставишь против Редеди своего борца. Коли победит Редедя, полоню весь Киев, а коли Редедю сомнут – так и быть, уйду обратно, туда, откуда пришёл. Только нет нынче на Руси достойного богатыря для борения.

Ростом Редедя с великую гору, голова у него с большой казан, глаза как две сковородищи, ручищи у него загребущие, ножищи подобны двум каменным столбам. Бродит Редедя по днепровскому берегу, похваляется:

– Никому меня, Редедю, не побороть, с берега днепровского не скинуть. Коли не найдётся на Руси достойных поединщиков, я весь Киев раскатаю по брёвнышку, обломаю все церковные маковки, заберу кресты золотые и серебряные, самого князя киевского с княгиней заставлю хану служить.

Князь Владимир от Редединых слов сам не свой. Он по гридне бегает, за головушку хватается, зовёт старого Бермяту Васильевича.

Подумал старый Бермята и говорит:

– Добрые люди сказывают: живёт в Олонецкой стороне, в Пудожском краю, в глухой деревне в Рагнозере добрый молодец Рахта Рагнозерский. Появился он на свет уже росту аршинного, весу был пудового, а как вырос – всех в округе в кучу мнёт: для него что сто человек, что целая тысяча. Пошли, князь, гонца за тем Рахтой, может, он с Редедей и справится.

Князь Владимир Бермяту послушался. Посылает он