говоришь… Все равно ты мне не ровня, придется дать брахманам козу и деньги, чтобы они принесли очистительную жертву. Кстати, тебе до кшатрия всего один шаг. Нужно найти ачарью – учителя, который проведет вратьястому.

– Вот об этом я и хотел тебя попросить, – сказал Бхима.

Хозяин сам помог ему: заговорил об обряде. Сложив ладони в хапчанг, гонд склонил голову.

– Учи меня, бхагаван. Пусть это будет той наградой, которую мне обещал махасенапати. Больше ничего не надо – ни земли, ни денег, ни рабов.

Нала с удивлением, в который уже раз за вечер, посмотрел на гонда.

Фыркнул:

– Стать кшатрием непросто. Придется овладеть многими боевыми искусствами. Зачем тебе это? Кшатрии редко умирают в своей постели. Смерть на поле боя может быть страшной – рубленые раны, отравление, сломанные палицей кости, расплющенная ногой слона грудь или голова… Бывает, что мы пьем воду из лужи, а вместо еды жуем листья бетеля. Кровь, пот и грязь – вот удел кшатрия.

– Вината… – только и смог выговорить Бхима, но с таким видом, что малв понял – это серьезный довод.

– Ну-ка, встань и вытяни руки вдоль туловища.

Бхима повиновался. Нала скептически осмотрел его фигуру.

– Руки ничего, длинные, – пробормотал он, потом с надеждой спросил. – А ты не левша?

Гонд отрицательно покачал головой.

– Жалко… Подними по очереди каждую ногу, чтобы я мог видеть подошву.

Бхима повиновался, а малв внимательно изучил пятки и морщины на коже в поисках божественных отметин.

– Знака лотоса нет… и продольных линий тоже. Ну ладно, опускай.

Еще раз окинул гонда скучающим взглядом. Подумал, пожевал губами.

Вдруг отчеканил:

– Хорошо! Я сделаю из тебя воина. Отличным кавалеристом ты уже не станешь, потому что выездкой кшатрий занимается с детства. Зато из тебя может получиться неплохой разведчик или ратик. Но пощады не жди – каждый вечер ты будешь валиться с ног от усталости, а ночью вскакивать и драться с невидимым врагом… Думаю, что ты еще пожалеешь о своем решении. Хотя отказаться от мучений можно в любой момент – для этого достаточно подойти к гонгу и ударить в него три раза.

Нала показал рукой в сторону столба с перекладиной, на которой висел бронзовый колокол.

Бхима молча кивнул.

Глава 4

Такшашила, Малва, Шурпарака, 84-й год эры Викрама, месяц вайшакха[145]

1

Греческое войско растянулось длинной лентой вдоль Кубхи, направляясь в сторону Сиркапа. По сравнению с горными ущельями продвигаться здесь было труднее: мешали овраги с заиленными ручьями. Гоплиты вязли в грязи по щиколотку, из-за этого фаланга едва покрывала расстояние в дневной путь[146].

Гермей представил себе, какой непроходимой топью становится долина в период дождей. Он удрученно поглядывал на широкую полноводную реку, которая казалась явно судоходной. К сожалению, времени на постройку плотов сейчас нет – нужно преследовать отступающих саков.

Справа тянулась унылая цепь холмов. Хаотичное нагромождение скал, жалкая поросль тамариска и шиповника на крутых склонах, безлесье. Дичь если и водится, то за ней придется побегать. Разведчики доложили, что дорог нет, так что нечего туда и соваться.

Горячий ветер шевелил шапки солянок, волнами пробегал по островкам полыни. Гнус словно обезумел: от заболоченных проток поднимались тучи москитов, безжалостно кусая одетых в хитоны гоплитов. Слугам приходилось еще хуже, потому что они тащили на себе тяжелые сариссы и гоплоны.

Пекло немилосердно.

А ведь никуда не спрячешься – долина ровная как стол. Хорошо хоть стратег разрешил снять шлемы, чтобы никто не пострадал от солнечного удара. Для поддержания дисциплины пришлось использовать испытанное средство: игру на флейтах и хоровое пение.

Полемарх ехал в середине колонны кавалеристов вместе с Эрнаком. Оба командира лениво перебрасывались словами, вспоминая подробности боя. Но поскольку шла вторая неделя после победы, то обсуждать особо было нечего, все ключевые ситуации уже проговорили.

Гермей ослабил завязки кожаного торакса, чтобы поменьше потеть. Этим тут же воспользовалась мошкара, полезла под нагретую солнцем защиту в самые уязвимые места. Он время от времени резко прижимал локти к бокам, а потом растирал места укусов, вполголоса ругаясь.

Обоз месил грязь, вспаханную пехотой.

Колеса вязли в жидкой глине, то одна, то другая повозка останавливалась, тогда ходячие раненые и санитары налегали на борта, хватались за оглобли, помогая буйволам и верблюдам вытягивать ее из ямы.

Последними тяжело топали несколько выживших слонов, которых бактрийцы отловили в долине Хауры после сражения.

Карийцы попросили полемарха не расформировывать илу. Гермей согласился, понимая, что уступка укрепит доверие к нему среди наемников, к тому же они были его лучшими разведчиками.

Быстрые тарентины рассыпались по балкам, прочесывая рощи и холмы, чтобы предотвратить неожиданное нападение на фалангу из засады. Время от времени новый иларх лично докладывал Гермею о положении на местности.

Вскоре армия вышла к устью Кубхи.

Равнина за Синдхом представляла собой огромное болото, на котором гнездились тысячи птиц: журавли, цапли, ибисы… Справа выросли покрытые лесом склоны хребта Сипах-гар.

Карийцы доложили, что в ущельях появились апариты[147], союзники Раджувулы. Пока их отряды малочисленны, и они избегают прямых стычек, по-видимому, хотят оценить боеспособность греческого войска.

Вечером иларх снова прискакал. За ним следовали несколько карийских всадников; у каждого через круп коня был перекинут связанный человек в шкурах.

– Апариты атаковали нас, решили проверить, на что мы годимся, – сказал он с усмешкой. – Там сухой лог был, а по бокам дубы, среди деревьев эти суки и прятались. Ну, мы тоже не тупые, шли тремя группами с интервалом… Они решили, что, кроме первой десятки, никого нет. В общем, проверили… Теперь вот пусть расскажут, что думают о храбрости карийцев.

– Потери есть? – спросил Гермей.

– Шестеро. Апариты заплатили двумя своими за каждого убитого нашего. Этих догнали и поймали арканами.

Пленников стащили с коней, развязали ноги, заставили сесть на землю в центр круга, образованного офицерами. Они жались друг к другу спинами, затравленно озираясь и бешено вращая белками глаз на измазанных сажей лицах.

– Баба! – удивленно выдохнул Зенон, показывая пальцем на апарита.

Гермей присмотрелся. Точно – двое парней прикрывают собой девушку. Так сразу и не поймешь – раскрашена, как они, такая же лохматая, мешковатая шкура скрывает фигуру, разве что ростом пониже да шея тонкая.

– Ну-ка, давай сюда, – приказал он разведчику.

Апариты лишь плотнее сомкнулись вокруг девушки. Связанные за спиной руки мешали им драться, так что кариец раскидал их точными безжалостными ударами.

Схватив пленницу за волосы, он подтащил ее к коню полемарха. Гермей спешился, вспорол кинжалом обмотанный вокруг талии апаритки матерчатый пояс, резко распахнул полы шкуры. Она инстинктивно согнулась в попытке прикрыться, но грудь было уже не спрятать. Воины ахнули, даже жара и усталость не вытравили из них тоску по женскому телу.

Иларх облизнул сухие губы.

– Что с ней делать, игемон… распять, как остальных?

– Нет. Приведите ее после заката в мой шатер. Устрою допрос с пристрастием.

Солдаты встретили ответ полемарха одобрительным гулом…

Когда