борьбе за похищение в мире наших древнейших саг, да и теперь еще всюду существуют такие свадебные обычаи и свадебные игры, в которых вряд ли можно видеть что-либо другое, как не остатки прежнего похищения женщин[51].

Но, хотя германское общество наиболее ранней исторической эпохи до времен Каролингов признавало похищение женщин законной формой брачного обряда, она, однако, в то же время и уже в течение весьма раннего периода нашего развития старалось избегать последствий этой формы – раздора между родами похитителя и похищенной, и в этом именно отношении чрезвычайно важна вышеотмеченная стадия развития: переход власти защиты женщины от кровных ее родственников к супругу. Чем больше внутри племени царили мир и закон, тем более обычай требовал от мужа, чтобы он и род его, по похищении женщины, полюбовно покончили с защитительной властью и родственниками последней по крайней мере дело о похищении, если уже не о передаче защитительной власти. В большинстве случаев это достигалось уплатою определенной отступной суммы. С течением времени к этой сумме главным образом все и сводилось; она точно устанавливалась по взаимному соглашению даже еще до похищения: последнее, таким образом, совершалось уже только для видимости, на этом пути развития возможно было удержать древние обычаи похищения еще на долгое время, в последних его проявлениях даже до настоящего времени, когда брак чрез похищение заменился заключением брака путем купли. Но как при этой новой форме близко уже было к тому, чтобы смотреть на отступную сумму как на покупную цену, уплачиваемую женихом и его родом за невесту! В самом деле, таков, кажется, и был взгляд на это дело в течение целых веков; еще лангобардское королевское право середины седьмого столетия рассматривает в этом смысле брак как чистую куплю. Но воззрение это недолго удержалось: слишком чувствовалась недостаточность такой моногамии, при которой мужу предоставлялось лишь право собственности над женой и детьми, а не власть господина-защитника. При подобном праве немыслимо было более тесное общежитие, которого, однако, единодушно требовали более мягкие нравы и хозяйственный прогресс и которое возможно было лишь тогда, когда мужу удалось бы при брачных переговорах с защитительною властью и родом своей жены купить у них защитительную власть над будущей супругой; это-то и совершалось путем купли. Стало быть, покупная цена невесты стала покупной ценой защитительной власти над нею, и брак чрез покупку заменен был защитительным, или, по германскому выражению, «Muntehe».

Эта последняя форма брака была обыкновенной формой германского брака в начале нашего летосчисления; оттеснив все древнейшие формы, она царит уже почти исключительно начиная с пятого и шестого века. Это был бесконечно большой прогресс, который трудно вполне оценить. Лишь теперь, когда уничтожена была также опека ближайших родственников со стороны матери над замужними женщинами их рода, единобрачие могло свободно развиться в ту форму, которую мы понимаем под моногамией. Лишь теперь, когда к мужу перешла опека над женой, а следовательно, и над ее и его потомством, муж становится вместе с тем супругом-господином; рядом с прежде приобретенными им правами на него переносится серьезная обязанность защищать свою супругу; производитель и собственник становится вместе с тем любящим и защищающим отцом детей. Лишь теперь из этой любящей опеки вырастает чувство кровного родства между отцом и детьми.

V

Итак, из этой последней формы брака, брака-опеки, развилось новое отцовское кровное родство. Семейный круг отныне не замыкался одной лишь материнскою стороной; права отцовской стороны отныне также обеспечены. Могло ли при этих обстоятельствах кровное родство по материнскому праву удержаться в прежнем смысле и объеме? Это было невозможно. Уже образование новой семьи, а еще более – ее разрастание в ряд поколений, в тип нового рода, были немыслимы без разрушения старых союзов по материнскому праву. По древнему праву жена с детьми оставались в ее роду, как муж в своем; по новому праву женщина оставляла свой род, родительская пара внутри рода супруга вместе со своими детьми составляла основу нового родового союза, центром которого, прародителем был супруг.

Тут перед нами совершенные противоположности, которые взаимно исключаются при полном проведении в жизнь их логических следствий. Но история не движется путем непосредственных переходов от одной противоположности к другой. Еще прежде, чем проявятся простейшие следствия новых сил развития, проходит длинный переходный период, в течение которого достигается временное перемирие на почве воззрений, старающихся воздать должное той и другой противоположности.

Таков был и характер развития нового германского родственного права. Понадобились целые века исторического и доисторического времени на то, чтобы «брак-опека» сделался правильной формой единобрачия и чтобы вместе с тем отцовское право одержало победу по крайней мере в самом тесном круге семьи: это-то время, должно полагать, и было посвящено опытам отыскать средину между участием материнского и отцовского рода в новой семье, опирающейся на «брак-опеку».

Такую середину можно было искать только на почве тех прав и обязанностей, которые до сих пор присущи были отдельному родовому кругу в интересах защиты, воспитания и материального обеспечения тех лиц, которые к нему принадлежали. До сих пор право и обязанности присваивались только роду матери; с появлением брака-опеки материнский род, наверное, еще долго был основой всех забот о семье, всех наслаждений семьей. Но когда полное отцовское право осуществилось в семье и за ее пределами, тогда и отцовский род должен был также принять участие в этих выгодах и заботах и в конце концов получить в них преобладание.

Таков ход развития. Вначале новая семья со всех сторон находится еще под прикрытием материнского рода. Позже отцовский и материнский род совместно составляют тот родственный круг, который облекает семью; а в конце родственники с отцовской стороны выступают на передний план. При подобной перемене в составе родственного круга, окружающего семейное ядро, естественно, что не у всех немецких племен все ступени развития проходились однородно и равномерно, а тем более одновременно: разнообразнейшие комбинации выступают на сцену и отражаются в исторических источниках. Тем не менее процесс развития совершается вообще в вышеуказанном направлении, и самые важные задачи развития индивидуума у всех племен по существу, или вполне, или почти вполне, совпадают.

Но прежде чем перейти к более подробному изображению хода этого развития, для лучшего понимания последнего следует предварительно бросить более обстоятельный взгляд на те права, какими первоначальный род пользовался по отношению к своим членам.

Древнейший род был одновременно и семьей, и государством. Внутри себя он защищал слабых членов от насилия, он же гарантировал всех своих членов от внешнего нападения и обеспечивал им пропитание. Он был опекуном несовершеннолетних, защитником и хранителем всех; он