Шрифт:
Закладка:
Легко понять, почему перемена эта совершилась так медленно. Она могла завершиться лишь тогда, когда все права зашиты, какими кровные родственники женщины пользовались по отношению к последней, перешли к мужу; а для этого должен был создаться совершенно иной взгляд на нравственные и правовые отношения отдельных членов родственного союза: освященные седой стариной фамильные связи должны были быть разорваны, а новые, не менее прочные, отношения должны были быть закреплены. Такой переход мог совершиться только при самой страшной нравственной борьбе, при столкновении противоположных обязанностей в тяжелой борьбе и суровом отречении. С точки зрения древности братья женщины были ей родственнее, чем ее муж; отцеубийство в нравственном отношении считалось значительно менее предосудительным, чем убийство матери, убийство супруга – менее оскорбительным, чем братоубийство: сколько же потребовалось борьбы, прежде чем установился противоположный взгляд! На этой почве и взросли великие трагические конфликты наших народных эпопей. Не последнее место в этом отношении занимает песня о нибелунгах[46]. Как в греческом предании об Оресте развивается проблема нравственной борьбы между отцовскою и материнскою любовью, так и в песне о нибелунгах изображена в крупных чертах борьба между любовью к братьям и супругу. Братья Кримхильды являются соучастниками в убийстве горячо любимого ею мужа – они обманывают ее ради «утреннего подарка»[47] Зигфрида, ради клада Нибелунгов: должна ли она отмстить им за смерть, за бесчестие супруга? Она решается на это ради отмщения за супруга, она не останавливается перед гибелью братьев; лишь через убийство Гунтера она добивается смерти Гогена, убийцы Зигфрида, и этим осуществляет свое единственное желание. Однако сама песня в дошедшей до нас редакции и воплотившееся в ней народное сознание еще не становятся на сторону Кримхильды; песня проникнута старым воззрением первобытного времени, что взаимные обязанности братьев и сестер ближе и интимнее, чем брачный союз супругов; для них Кримхильда – дьявол в образе женщины, и Гильдебрант чинит над нею правый суд. Иное говорит «Жалоба»[48], которая по содержанию своему позднейшего происхождения. В ней гибель нибелунгов признается заслуженной божьей карой за своеволие, проявленное им при ограблении клада; Кримхильда же, думает автор, чиста перед богом, так как она сохранила супружескую верность.
IV
В только что приведенном месте «Жалобы» отмечена глубочайшая сущность той проблемы, которую предстояло разрешить, для того чтобы из моногамии по материнскому праву развить нравственное брачное сожительство: женщину следовало побудить к супружеской верности, она должна была научиться любовно смотреть на своего супруга не как собственность его, а как любимое им существо. Существовавшая в период материнскаго права опека над женщиной в лице ее кровных родственников, сохранявшая свою силу и во время ее супружества, отныне должна была при сочетании браком перейти к мужу. Женщина должна была освободиться от опеки своего рода; она должна была перейти под опеку мужа; и эта перемена в опекающей власти должна была найти для себя правовое выражение при обрядах обручения и сочетания браком.
Такова была та почва, на которой совершался процесс развития; в древнейшее время мы рядом с ним находим учреждение брака путем похищения. Мысль, лежащая в основе последнего, еще вполне соответствует нераздельному праву собственности мужа в последний период материнского права. Подобное право собственности могло опираться только или на похищение, или на куплю: но купля женщин слишком мало соответствовала военным воззрениям германцев; похищение же, и в особенности похищение женщин, считалось всегда у здоровых народов, стоящих на доисторической ступени культуры германцев, геройским делом. Оно могло практиковаться между отдельными народами, как более или менее обычное дело, и тогда оно вырождалось в разорительную распрю: так было в течение целых веков между северными германцами. Дело в том, что добывавшему жену путем похищения помогали добрые друзья из его племени, родня же и народ девушки не щадили никаких средств, чтобы воспрепятствовать ее похищению, так как на нее все еще по обычаю смотрели как на существенного члена развития племенных поколений, или же чтобы по крайней мере отомстить за совершенное похищение. Масса северных саг сюжет свой заимствуют из этих именно отношений: наша Гудрун (Kutrun)[49] целиком основана на этом предположении: одна из песней последней озаглавлена: «Wie Harmuot Kûtrûnen mit gewalde nam»[50], да и песня о нибелунгах полна чертами, присущими этому явлению.
В основании древнейшего моногамического брака часто (если не всегда) лежало похищение девушки из другого, а не из своего собственного рода, так как браки в кругу родственном были вообще затруднены благодаря запрещению заключать таковые между двоюродными братьями и сестрами до второй и даже третьей степени. В интересах же развившейся уже общественной власти, в интересах обеспечения для государства мира было не допускать внутри собственного племени похищения женщин или по крайней мере предотвратить его последствия – родовые раздоры. В первом отношении, ввиду общего положения, – ввиду именно необходимости искать для себя жен по большей части в чужом роду, – мало что можно было сделать; достойно замечания, что еще в не столь отдаленное время на севере запрещалось сочинять и распространять любовные песни, прославляющие выдающуюся красоту, и запрещалось это по мотивам, вытекающим из этого положения вещей: в подобных песнях усматривали возбуждение к похищению женщин, как в портретах красивых женщин в цикле саг позднейшего времени.
Подобные запрещения не достигли, разумеется, цели; в общем, похищение женщин оставалось настоящей формой заключения браков. Из филологических данных видно, что «невеста» означает «похищенная»; на такую же точку зрения указывают и наши древнейшие народные законы. Еще по лангобардскому, франкскому и алеманнскому закону обручение, совершенное иным путем, расторгалось похищением, а по алеманнскому и англосаксонскому закону им расторгался даже уже существующий брак. Несмотря на сильные меры, выдвинутые против подобного правового обычая находившимся под влиянием христианства законодательством Каролингов, вдовы, наиболее подвергавшиеся похищению, как испытанные матери, обращались с просьбой к королю Лотару I об особенной защите против похищения; даже еще по Гамбургскому муниципальному праву 1270 года не подлежит наказанию тот, кто похищает шестнадцатилетнюю девушку с ее согласия. В нашей ранней истории рассказывается о похищении Туспельды Арминием, еще больше рассказов о похищении женщин и
