исчез – но я уже проснулся. Без артефактов было ясно, что происходит – слишком часто я наблюдал подобные сцены раньше.

Испуганная до слёз девушка – почти девочка – дрожала в объятиях юноши, пока тот что-то нашёптывал ей на ухо. К её платью была приколота брошь в виде распахнутых крыльев. Он был одет в чёрное. То, как по широкой дуге его обходили и гости, и работники, говорило громче слов: он из Нуклия, и его род очень влиятелен. Наверное, как у Криденса – почему-то именно его юноша мне напомнил, когда поднял голову, посмотрел в мою сторону и улыбнулся. Вряд ли он меня заметил, но эта хозяйская улыбка – такая же, как те, что я столько раз видел на губах господ – заставила меня вздрогнуть.

Он маг, он старше меня, и он нуклиец – в поединке с ним я не продержусь и минуты, это ещё Криденс потрудился мне объяснить.

Я трус, потому что ещё мгновение, и я бы отвернулся и заставил бы себя всё забыть – как заставлял много раз ещё на Острове. Девочка была мне никем, а я и так уже достаточно разозлил Шериаду, чтобы снова рисковать. Мне больше нельзя ввязываться в неприятности.

Да, это трусость. И здравый смысл. Но для них требуется время, пусть всего мгновение – однако…

Я не успел: несчастная девочка тоже посмотрела в мою сторону. Её взгляд был ярким от слёз и… Не знаю. Она не первая, кто умолял меня помочь, и, признаться, не последняя. Но тогда именно её взгляд пронзил меня до самого сердца.

Ледяной ветер раскачал беседку, заморозив листья винограда. Я сжал пальцы в кулак – сейчас это был не мой страх, не моё отчаяние. Моей была ярость, и мир снова сделался предельно чётким.

Удивительно: в такие моменты я словно становлюсь другим человеком. Или наконец – собой? Не знаю.

Кинжал у меня, как и у Нила, «одолжили» ещё на входе. Это нормально: бордель – место для отдыха, а не поединков. Даже в Междумирье, так близко от Нуклия, где, наверное, жить не могут без крови, всё равно на входе в дом удовольствия забирают оружие.

Но я демонолог. За прошлый месяц я чётко уяснил одну вещь: мне нельзя оставаться без клинка, хотя бы длинной шпильки, булавки – чего угодно, чем можно проткнуть палец и выдавить каплю крови. Такие вещи иногда спасают жизнь. А на занятиях с учителем Байеном, которому плевать было, выживем мы или отправимся на тот свет, запасной клинок спасал меня не однажды.

Короткий кинжал прятался в широком поясе-корсете. Удобная модная новинка, я уже говорил?

Позже, когда я думал об этом, меня удивило, пожалуй, только одно: я не попытался заговорить с этим магом. Не попытался обойтись без оружия.

Я просто подошёл – так быстро, как мог – и всадил клинок ему в плечо. И то лишь потому, что он успел увернуться. Это могла быть шея.

Не похоже на меня. Странно и то, что меня это ни тогда, ни после не испугало. Я просто обо всём забыл. Идиот.

Зато тот высокородный волшебник моментально выпустил девчонку – и тут же меня проклял. Быть бы мне кучкой пепла прямо там, на мраморном полу, в ту же секунду, если бы не подвеска Шериады: вспышку алого света, видимую, наверное, лишь нам двоим, в неё всосало, заставив меня разве что поморщиться от жара – артефакт раскалился.

Волшебника это нисколько не смутило. Наоборот – он поймал мой взгляд, покачнулся и пьяно рассмеялся.

- В эт-том п-проклятом м-месте шагу ст-тупить нельзя – натк-кнёшься на св-воего, -  язык у него заплетался, и я думал, что это хорошо. Возможно, он будет невнимательным. Возможно, всё ещё закончится хорошо. Для меня.

Музыка стихла, плачущую девочку подхватили другие работницы и куда-то её повели, а к волшебнику бросился юноша-привратник, встретивший нас на входе.

- Господин, позволь проводить тебя к целителю.

Волшебник вытащил мой кинжал из раны – и даже не поморщился.

- А-а-а! Д-демонолог! Чё, девка чт-то ли понравилась?

Удивительно: я его ранил, а он как будто был не зол. Может, потому что пьян?

Впрочем, и я вряд ли мыслил трезво.

- Не называй её так, - услышал я свой голос словно со стороны.

Волшебник поймал мой взгляд и прищурился.

- В-вечер оп-пределённо станов-вится в-веселее! Т-ты м-мне т-тоже п-по вкусу.

- Господин, - попытался привлечь к себе внимания привратник, но волшебник только отмахнулся – и юношу впечатало в стену в десяти шагах от нас.

А волшебник всё смотрел на меня – и я вдруг подумал, что его взгляд больше не кажется мне пьяным. Скорее, оценивающим.

- Мне казалось, волшебники не берут силой, - и снова слова прозвучали как будто сами по себе. Впрочем, ярость застила мне разум, ясно мыслить я не мог.

Волшебник оглянулся на стайку девушек-работниц у стены, ярдом с привратником. И улыбнулся почти дружелюбно.

- Да-а-а… Но п-п-простушки не в-всегда зн-нают, чт-то им н-надо. П-поверь, ей бы п-понравилось. И т-тебе, к-кстати, т-тоже. Ты красив-вый. П-пойдёшь со мной?

Куда он предлагал пойти, я не понял. Зато слова мастера Рэйвена (именно он, пусть и невольно, научил меня нуклийским оскорблениям) словно сами пришли на ум – будто он шептал их мне сейчас. И я на хорошем нуклийском сообщил волшебнику, куда может пойти он. Совершенно самостоятельно, без сопровождения.

- Ты хоть знаешь кого оскорбил? – больше не разыгрывая молодого кутилу, спокойно спросил волшебник. – Я Антор, лорд дома Нэйт. Запомни это, мальчик, потому что отныне я – твой господин.

Он собирался поставить на меня печать, понял я, впервые за эту сцену почувствовав страх. Мне вдруг показалось, что со следующей атакой подвеска принцессы не справится. Не знаю, интуиция, наверное. Волшебники всегда доверяют интуиции.

Паника делает людей медленнее – я много раз это видел. Да, но не меня. Мой мир становится невероятно ярким… И неподвижным. Я открываю рот – и ледяной ветер сдавливает горло, замораживает связки. Я не могу говорить, но мне это и не нужно. Боевые заклинания – третья ступень магии. Мысленная.

Беда в том, что неопытный демонолог способен вызвать духа или демона – и только. Я смотрел, как сияет магия моего соперника, и понимал, что он очень силён. Меня буквально слепил его свет.

И от страха тогда я вызвал демона. Второй раз в жизни – высшего демона.

И какого!

- Наконец-то, – сказал