Наталья отправилась вслед за мужем. В Кольском остроге сполна проявился буйный нрав Степана Лопухина, обладавшего отменной физической силой. Он требовал от охраны особого внимания к себе и супруге, добивался наилучших условий содержания. Порою при помощи кулаков. Из Колы в Петербург одно за другим летели донесения:

«Лопухин сержанта бил по голове дубиною и оную дубину об его, сержанта, голову сломал. Даже ангел Божий с ним не уживется, а если дать ему волю, то в тюрьме за полгода не останется никого!»

Находясь в Кольском остроге, в 1724 году Наталья узнала, что в Петербурге по приказу Петра I казнен ее дядя Виллим, а матушка, Матрена Ивановна, получила пять ударов кнутом. Причиной расправы стала связь Виллима с царицей Екатериной Алексеевной, которой всячески потворствовала Матрена. Этот случай укрепил чету Лопухиных в ненависти к Петру.

В феврале 1725 года первый русский император скончался в возрасте 52 лет. На престол вступила Екатерина I, что значительно улучшило положение Лопухиных. Правда, Верховный тайный совет все еще противился возвращению Степана из ссылки.

Лишь в 1727 году, после смерти Екатерины и вступления на престол Петра II Алексеевича, для Лопухиных настали золотые времена. Их вернули из ссылки. Государь пожаловал супружеской чете шикарный дом в Москве. Степана Васильевича назначили камергером, а Наталья Федоровна стала придворной дамой.

Полжизни проведшая в изгнании женщина жаждала показать себя. И у нее это получилось. Вскоре о красоте и элегантности Лопухиной говорила вся страна. Историк XIX века Дмитрий Бантыш-Каменский так описывал положение Натальи при дворе:

«Толпа вздыхателей постоянно окружала красавицу Наталью – с кем танцевала она, кого удостаивала разговором, тот считал себя счастливейшим из смертных. Где не было е, там царствовало принужденное веселье; появлялась она – радость одушевляла общество; красавицы замечали пристально, какое платье украшала она, чтобы хотя нарядом походить на нее».

А как щегольски Наталья одевалась! Неслучайно ее называли законодательницей мод XVIII столетия. Сохранился счет, выписанный портным Яганом Гилдебрантом, по которому вполне можно понять, как тщательно она за собой ухаживала:

«За работы фиолетовой самары и за приклад к оной костей, шелку и крашенину – 3 р.; за работу шнурования – 4 р.; за работу фижбенной юбки и за приклад ко оной костей – 4 р.; за работу зделанной обяринновой самары и за приклад ко оной костей и шелку; за работу померанцавого цвету грезетовой самары и за приклад ко оной и шелку».

В январе 1730 года семейство Лопухиных получило очередной тяжелейший удар – скончался четырнадцатилетний император Петр II. Началась эпоха дворцовых переворотов, в которой Степан и Наталья сделали ставку на Анну Иоанновну, которую мадам Лопухина знала еще с тех времен, когда была фрейлиной ее сестры Екатерины.

Более того, Степан Лопухин намеревался быть одним из «верховников» при Анне Иоанновне, тем, кто ограничит ее самодержавные устремления с помощью «кондиций». Однако Анна «кондиции» прилюдно порвала, а «верховники» подверглись репрессиям. Лопухину повезло, его не тронули, но продвижение по карьерной лестнице прекратилось – Степан Васильевич так и остался действительным камергером.

В отличие от мужа Наталья Федоровна выбрала правильную сторону и изначально интриговала против «кондиций». К тому же она стала возлюбленной придворного Густава Лёвенвольде, влияние которого при дворе Анны Иоанновны росло с каждым днем.

После усиления позиций Лёвенвольде милости со стороны государыни посыпались на чету Лопухиных, как из рога изобилия. Степан Васильевич стал кригскомиссаром по морскому ведомству, вице-адмиралом, генерал-лейтенантом. Наталью Анна Иоанновна наградила «знатною денежною суммой», всячески привечала ее при дворе.

Конечно же, Лопухины сильно горевали, когда императрица Анна Иоанновна скончалась в возрасте 47 лет. При кратковременном правлении царицы-регента Анны Леопольдовны положение Натальи и Степана особо не изменилось, но в конце 1741 года, после дворцового переворота и вступления на престол родной дочери Петра I Елизаветы Петровны «золотые времена» Лопухиных окончательно завершились.

Елизавета Петровна ненавидела род Лопухиных; Наталья, которая этой фамилии принадлежала лишь по мужу, вызывала у царицы особую неприязнь. Елизавета, несмотря на то что была на 10 лет младше Натальи, считала горделивую красавицу своей первой соперницей.

Императрица обожала быть в центре внимания, любила яркие наряды и восхищенные взгляды мужчин. Отличаясь прекрасной внешностью – голубые глаза, пышные каштановые волосы, чувственные губы – Елизавета Петровна все же ощущала себя гадким утенком рядом с великолепной Лопухиной.

Пока «дщерь Петра» была никем при дворе Анны Иоанновны, она терпела насмешки придворных, вовсю сравнивавших ее с Натальей. Естественно, добравшись до власти, женщина не прочь была отомстить за все обиды. А для легкомысленной Натальи, похоже, составляло удовольствие дразнить императрицу, в буквальном смысле рискуя головой:

«Однажды Лопухина, славившаяся своею красотой и потому возбуждавшая ревность государыни, вздумала, по легкомыслию ли или в виде бравады, явиться с розой в волосах, тогда как государыня имела такую же розу в прическе. В разгаре бала Елизавета заставила виновную стать на колени, велела подать ножницы, срезала преступную розу вместе с прядью волос, к которой она была прикреплена, и, закатив виновнице две добрые пощечины, продолжала танцевать. Когда ей сказали, что несчастная Лопухина лишилась чувств, она пожала плечами: „Ништо ей, дуре!“»

Вскоре Лопухиных арестовали, но, не найдя за ними особых преступлений, отпустили. Своих имений и должностей они, впрочем, лишились. Особым ударом для Натальи стала ссылка ее возлюбленного, Густава Рейнгольда Лёвенвольде. Всесильный фаворит Анны Иоанновны при Елизавете Петровне стал изгоем.

Отбывать ссылку Лёвенвольде предстояло в Соликамске. Узнав, что туда едет новый пристав Яков Бергер, Наталья попросила его передать Густаву следующее: «Граф Лёвенвольде не забыт своими друзьями и не должен терять надежды, не замедлят наступить для него лучшие времена!»

Яков, мечтавший построить карьеру при дворе, а не прозябать в Соликамске, немедленно передал эти слова Елизавете Петровне. Бергер остался в Петербурге, а Лопухиной грозили места значительно более отдаленные, чем Соликамск. В ходе следствия был «обнаружен» заговор Лопухиных, Лёвенвольде и габсбургского дипломата маркиза Ботты. Точно неизвестно, был ли заговор на самом деле, но под пытками все участники признались в желании свергнуть Елизавету Петровну.

Степана Васильевича Лопухина, который в последние годы удалился и от жены, и от двора и жил в деревне, также привлекли к ответу. В застенках