Шрифт:
Закладка:
Великий князь Михаил Александрович был выслан из Гатчины в феврале 1918 года и жил в Перми, пользуясь сравнительной свободой, в гостинице купца Королева. Здесь же размещался его секретарь Джонсон, камердинер Челышев и шофер Борунов. С захватом белочехами 26 мая Челябинска и 7 июня Омска движение поездов на Сибирь прекратилось и в Перми скопилось около 10 тысяч пассажиров, пытавшихся проехать на восток. Несмотря на осложнение обстановки, жизнь Михаила и его окружения не изменилась. В это время у Великого князя началось обострение язвенной болезни желудка: «6 июня. Сегодня у меня появились мои знаменитые боли в желудке, лег поэтому раньше… 9 июня. Провел целый день в постели у окна и продолжал ничего не есть со вчерашнего дня, т. е. даже ни капли молока. Боли по временам все-таки появлялись… Вечером мне читал Джонсон. Погода была чудная… 10 июня. Весь день был на ногах, но чувствовал себя очень неважно. Днем спал. В 6 часов приходил доктор Шипицин. Боли периодически появлялись. За целый день выпил стакан-полтора молока пополам с водой, больше ничего. Погода чудная – за последние дни вся зелень распустилась. Весь день читал ту же французскую книгу». Последняя запись в дневнике М.А. Романова была сделана 11 июня, за день до трагической развязки: «Сегодня боли были послабее и менее продолжительные. Утром читал. Днем я на час прилег. К чаю пришел Знамеровский и мой крестник правовед Нагорский, он кушал с большим аппетитом, еще бы, после петроградского голода… Доктор Шипицин зашел около 8 часов. Вечером я читал. Погода была временами солнечная, днем шел недолго дождь… Около 10 зашел Нагорский проститься, он сегодня же уезжает в Петроград» (ГАРФ, Ф. 668). Михаил Александрович регулярно и аккуратно заполнял дневник, и отсутствие записи 12 июня наводит на определенные размышления. Возможно, князь не успел заполнить дневник, чему помешал арест, возможно, последняя запись была изъята после обыска помещения чекистами. 12 июня вечером у М.А. Романова был его повар Митревели, живший отдельно. По приказанию Великого князя Георгий Федорович должен был утром 13 июня явиться к нему. Митревели, придя утром, от прислуги гостиницы узнал, что минувшей ночью Михаил Александрович с Джонсоном были увезены большевиками, Челышев с Боруновым арестованы. Последние содержались в тюрьме, откуда они по ордеру пермской чека от 21 сентября 1918 года за № 3694 были уведены и через некоторое время, по сведениям тюремного начальства, расстреляны.
Расправа с Михаилом Романовым описана в ряде белоэмигрантских изданий, но различные варианты произошедшего строились только на предположениях. Генерал А.И. Деникин (1922) резюмировал: «розыски, произведенные органами Южного и Сибирского белогвардейских правительств по инициативе вдовствующей императрицы, не привели к достоверным результатам. Точно так же со стороны большевиков не было дано официальных разъяснений». Лишь с открытием архивов ВЧК удалось установить, как все происходило. Из показаний участника расстрела А.В. Маркова: «…Похищенные вели себя спокойно и, когда приехали в Мотовилиху, стали спрашивать, куда их везут. Мы объяснили, что на поезд, там в особом вагоне их отправят дальше, причем я заявил, что буду отвечать только на прямые вопросы, от остальных отказался… проехали керосиновый склад, что около 6 верст от Мотовилихи. По дороге никто не попадал; отъехавши еще с версту от склада, круто повернули по дороге в лес, направо. Отъехали сажень 100–120, Жужгов кричит: «Приехали – вылезай». Я быстро выскочил и потребовал, чтобы мой седок то же самое сделал. И, только он стал выходить из фаэтона, я выстрелил ему в висок, он, качаясь, упал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но только ранил Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у тов. Жужгова застрял барабан нагана… Мне пришлось на близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, от чего он свалился тотчас же… Зарывать трупы нам нельзя было, так как светало и было недалеко от дороги. Мы стащили их вместе, в сторону от дороги, завалили прутьями и уехали в Мотовилиху. Зарывать ездил на другую ночь тов. Жужгов с одним надежным милиционером». Любопытен еще один факт. В.А. Марков, подробно описывающий обстоятельства убийства Михаила Романова и Джонсона, нигде не упоминает еще об одном соучастнике, А.И. Плешкове. Между тем в следственных материалах белогвардейцев имеются показания А.С. Ребухина: «Я стал расспрашивать Плешкова: “Как было дело? Расскажи”, – говорю. Он мне начал рассказывать, что они приехали в номера, где помещался великий князь, забрали его и увезли на Сибирский тракт. Далее он рассказывал мне, что Жужгов хотел выстрелить в него, но у него сделалась осечка, то есть револьвер не выстрелил, и в это время великий князь взял его за шиворот и повалил под себя, – “И когда, говорит, я выстрелил в князя, тогда только Жужгов освободился”. Когда я спросил Плешкова, в каком месте точно это было, он мне сказал: “Ну, это я тебе не скажу”…» (Буранов Ю., Хрусталев В., 1992).
После убийства Михаила Романова по возвращении в управление Мотовилихинской милиции, когда производился раздел вещей расстрелянных между участниками, то Иванченко были отданы золотые шестиугольные часы червонного золота, с надписью на одной из крышек «Михаил Романов». С убитого также были сняты золотое именное кольцо, пальто и штиблеты и переданы начальнику милиции Плешкову. Вещи Джонсона были разделены между Марковым и Колпащиковым. Точное место погребения Михаила Александровича и его секретаря Н.Н. Джонсона так и осталось неизвестным…
Через месяц пришел черед взойти на Голгофу группе Романовых и их соратников, находившихся под арестом в г. Алапаевске[290]. 18 июля их вывезли из школы, где они размещались, в
