I

века

В этой книге я попытался представить аргументированную историю режимов неравенства от ранних трехфункциональных и рабовладельческих обществ до современных гиперкапиталистических и постколониальных. Все человеческие общества нуждаются в оправдании своего неравенства. Их истории организованы вокруг идеологий, которые они разрабатывают для регулирования с помощью сложных и меняющихся институциональных механизмов, социальных отношений, прав собственности и границ. Поиск справедливого неравенства, конечно, не свободен от лицемерия со стороны доминирующих групп, но каждая идеология содержит правдоподобные и искренние элементы, из которых мы можем извлечь полезные уроки.

В последних нескольких главах я попытался подчеркнуть значительные опасности, связанные с ростом социально-экономического неравенства после 1980 года. В период, отмеченный интернационализацией торговли и стремительным развитием высшего образования, социал-демократические партии не смогли достаточно быстро адаптироваться, и раскол между левыми и правыми, который сделал возможным снижение неравенства в середине двадцатого века, постепенно распался. Консервативная революция 1980-х годов, крах советского коммунизма и развитие неопротестантской идеологии значительно усилили концентрацию доходов и богатства в первые два десятилетия XXI века. Неравенство, в свою очередь, усилило социальную напряженность почти повсеместно. За неимением конструктивного эгалитарного и универсального политического выхода эта напряженность способствовала возникновению националистических расколов идентичности, которые мы наблюдаем сегодня практически во всех частях света: в США и Европе, Индии и Бразилии, Китае и на Ближнем Востоке. Когда людям говорят, что не существует надежной альтернативы социально-экономической организации и классовому неравенству, которые существуют сегодня, неудивительно, что они вкладывают свои надежды в защиту своих границ и идентичности.

Однако новый гиперэгалитарный нарратив, утвердившийся с 1980-х годов, не является предначертанным судьбой. Хотя отчасти он является продуктом истории и коммунистического фиаско, он также является следствием неспособности распространять знания, слишком жестких дисциплинарных барьеров и недостаточного участия граждан в решении экономических и финансовых вопросов, которые слишком часто оставляют другим. Изучение истории убедило меня в том, что можно выйти за рамки сегодняшней капиталистической системы и наметить контуры нового партисипативного социализма XXI века - новой универсалистской эгалитарной перспективы, основанной на общественной собственности, образовании, совместном использовании знаний и власти. В этой заключительной главе я попытаюсь собрать некоторые элементы, которые, по моему мнению, помогут нам продвинуться к этой цели, основываясь на уроках прошлого, освещенных в предыдущих главах. Я начну с рассмотрения условий справедливой собственности. Необходимо разработать новые формы общественной собственности, а также новые способы распределения прав голоса и полномочий по принятию решений в компаниях. Понятие постоянной частной собственности должно быть заменено понятием временной частной собственности, что потребует введения резко прогрессивных налогов на крупные концентрации собственности. Поступления от налога на богатство будут затем распределяться между всеми гражданами в виде всеобщего капитала, что обеспечит постоянный оборот собственности и богатства. Я также рассмотрю роль прогрессивного подоходного налога, всеобщего базового дохода и образовательной справедливости. Наконец, я рассмотрю вопрос о демократии и границах и спрошу, как можно реорганизовать глобальную экономику таким образом, чтобы она благоприятствовала транснациональной демократической системе, направленной на достижение социальной, фискальной и экологической справедливости.

Если быть предельно откровенным, было бы абсурдно утверждать, что у кого-то есть абсолютно удовлетворительные и убедительные ответы на такие сложные вопросы или предлагать готовые, легко применимые решения. Это явно не является целью последующих страниц. Вся история режимов неравенства показывает, что то, что делает исторические изменения возможными, - это, прежде всего, наличие социальной и политической мобилизации для перемен и конкретных экспериментов с альтернативными механизмами. История - это продукт кризисов; она никогда не разворачивается так, как можно было бы ожидать по учебникам. Тем не менее, представляется целесообразным посвятить эту заключительную главу урокам, которые можно извлечь из имеющихся источников, и позициям, которые я был бы склонен отстаивать, если бы у меня было все время в мире для размышлений. Я понятия не имею, как могут выглядеть грядущие кризисы и какие идеи будут использованы, чтобы предложить новые пути продвижения вперед. Но несомненно, что идеология будет продолжать играть центральную роль, как в лучшую, так и в худшую сторону.

Правосудие как участие и обсуждение

Что такое справедливое общество? Для целей этой книги я предлагаю следующее несовершенное определение. Справедливое общество - это общество, которое предоставляет всем своим членам доступ к максимально широкому спектру фундаментальных благ. Фундаментальные блага включают в себя образование, здоровье, право голоса и, в целом, право на максимально полное участие в различных формах социальной, культурной, экономической, гражданской и политической жизни. Справедливое общество организует социально-экономические отношения, права собственности, распределение доходов и богатства таким образом, чтобы позволить наименее обеспеченным членам общества пользоваться максимально возможными условиями жизни. Справедливое общество ни в коем случае не требует абсолютного единообразия или равенства. В той мере, в какой неравенство доходов и богатства является результатом различных стремлений и различных жизненных выборов или позволяет повысить уровень жизни и расширить возможности, доступные для обездоленных, оно может считаться справедливым. Но это должно быть доказано, а не предположено, и этот аргумент не может быть использован для оправдания любой степени неравенства, как это часто бывает.

Это неточное определение справедливого общества не решает всех вопросов - отнюдь. Но чтобы пойти дальше, необходимо коллективное обсуждение на основе исторического и индивидуального опыта каждого гражданина при участии всех членов общества. Вот почему обсуждение является одновременно и целью, и средством. Тем не менее, это определение полезно, поскольку оно позволяет нам сформулировать определенные принципы. В частности, равенство доступа к фундаментальным благам должно быть абсолютным: нельзя предлагать более широкое участие в политической жизни, расширенное образование или более высокий доход определенным группам, лишая при этом других права голосовать, посещать школу или получать медицинскую помощь. Где заканчиваются такие фундаментальные блага, как образование, здоровье, жилье, культура и так далее? Очевидно, что это вопрос для обсуждения, и его нельзя решить вне рамок конкретного общества в конкретном историческом контексте.

На мой взгляд, интересные вопросы возникают, когда начинаешь рассматривать идею справедливости в конкретных исторических обществах и анализировать, как конфликты по поводу справедливости воплощаются в дискурсе, институтах и конкретных социальных, налоговых и образовательных механизмах. Некоторым читателям может показаться, что принципы справедливости, которые я здесь излагаю, похожи на принципы, сформулированные Джоном Ролзом в 1971 году. В этом есть доля истины, если добавить, что подобные принципы можно найти в гораздо более ранних формах во многих цивилизациях: например, в Статье I Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Тем не менее, грандиозные декларации принципов, подобные тем, что были сформулированы во время Французской революции или в Декларации независимости США, не смогли предотвратить сохранение и усугубление значительного социального неравенства в