После похорон Тацуэ и Кунихико, на обратном пути домой Сёдзо собирался сойти в Атами, чтобы навестить уже перебравшегося туда доктора Имуру. Узнав об этом, Таруми сказал:

— На этот раз мы тебе много хлопот причинили. Поэтому гостиницу и прочее я беру на себя. Поживи там, кстати, несколько дней и отдохни. В «Сёфукаку» (фешенебельная гостиница японского типа в Атами) хоть и не так комфортабельно, как в отеле, но зато в отдельном флигеле тебе будет спокойнее. Да и обслуживание сейчас там лучше.

— Тацуэ, когда ездила в Атами, тоже любила там останавливаться. И сейчас, если бы Сёдзо-сан после всего этого... возвращаясь с похорон, заехал туда, это было бы очень, очень любезно...

Смерть дочери оставила глубокую рану в сердце матери, и о чем бы она ни заговаривала, речь ее почти тут же переходила в слезы и воспоминания о покойной. Таруми же не показывал слез даже жене. Но его теплое отношение к Сёдзо, какого он раньше никогда не проявлял, скорее всего было связано с тем, что и в его душе смерть дочери оставила такой же болезненный след. А возможно, он просто был благодарен Сёдзо. Высокое положение Таруми обратило даже это несчастье в одно из его будничных, частных дел, которым он не мог уделять лишнего времени. В Фукуока примчалась только мать: Мисако, сестра Тацуэ, приехала вместе с мужем, но Маки лишь старался везде показать, что он второй зять Таруми, а все многочисленные хлопоты свалились на Сёдзо. Что же касается семейства Инао, эти богачи, относившиеся раньше к Сёдзо как к какому-то бедному деревенскому родственнику, сейчас, узнав, что он женат на племяннице Рэйдзо Масуи, сразу стали с ним любезны и даже сажали его на почетное место. Ему это было скорее неприятно. Из-за этого он даже думал не ехать в Токио на похороны. Но старший брат, позвонив из Юки по междугородному телефону, поручил ему представлять на этой церемонии всю их семью.

Ночевал он чаще у Таруми, чем у Масуи. Это было удобнее в связи с делами, которые были у него после Фукуока. А кроме того, Кимико нуждалась в нем: она все заставляла его повторять рассказ о том, как он встречал и провожал Тацуэ на аэродроме, какой оживленной она была перед посадкой в самолет, и о ее последних минутах. Всякий раз она плакала и находила в этих слезах какое-то грустное утешение. Если бы Мацуко, жена Масуи, не была такой безалаберной, возможно, она сказала бы Сёдзо, что жить у чужих, а не у родственников не принято. Но она совсем позабыла о нем и, когда он зашел попрощаться, сделала изумленное лицо:

— Как, вы уже уезжаете? — и затем добавила, что, конечно, она не может его задерживать, но лучше бы он остался еще на день-два.

— А что, в этом есть какая-нибудь необходимость? — спросил Сёдзо.

— Когда же это было? Позавчера, кажется. О вас спрашивала у меня госпожа Ато. Она сказала, что мельком видела вас на похоронах, и хотела знать, до какого времени вы пробудете в Токио. По-видимому, она хочет повидаться с вами, и я подумала, что, может быть, вам следует навестить ее.

Лицо Сёдзо приняло удивленное выражение, как у человека, к которому вдруг обратились на совершенно незнакомом языке. Рука, в которой он держал чашку с крепким чаем, не дрогнула. Но когда Мацуко разохалась — ведь она сказала госпоже Ато, что Сёдзо еще некоторое время побудет в Токио, а теперь получится, будто она соврала,— у него на миг захватило дыхание, как это бывает, когда быстро спускаешься в лифте. Кровь бросилась ему в лицо. Но покраснел он не от стыда, а скорее от злости, и не на госпожу Ато, ловко напускающую на себя невинный вид, а на себя самого, на то, что он все еще не может равнодушно слышать ее имя. Он крепко прикусил губу, а затем с раздражением сказал Мацуко, словно она в чем-то была виновата:

— Пора понять, что теперь я уже не домашний учитель и не служащий конторы виконта Ато и, следовательно, ни в каких отношениях с этим домом больше не состою.

Сёдзо решил воспользоваться этим случаем, чтобы известить госпожу Ато о твердом своем намерении раз и навсегда порвать с ней всякую связь.

— Так, пожалуйста, и передайте и, если можно, в тех же самых выражениях. Пожалуйста!

— Что вы, что с вами? —круглые глаза Мацуко, казалось, потеряли способность мигать. Если бы ей сказали, что Тацуэ воскресла, то, .пожалуй, это поразило бы ее меньше, чем отповедь Сёдзо. Она покачала головой.

— Так дамам не говорят, Сёдзо-сан. Вы можете считать, что вам больше нет никакого дела до этого дома, но там вас считают учителем, который много сделал для воспитания их мальчика, и это дает госпоже Ато право на то, чего другая дама не могла бы себе позволить.

— Наверняка не могла бы себе позволить! — выразил вслух свою мысль Сёдзо, насмехаясь отчасти и над самим собой.

Истолковав эти слова в желательном ей смысле, Мацуко пустилась рассказывать о том, что госпожа Ато не впервые проявляет свою доброту и благородство, что она постоянно интересуется не только Сёдзо, но проявляет большое внимание и к Марико и всегда спрашивает о ней. Ее незлобивости и такту иной раз просто удивляешься. Вот, например, она подыскала жениха для Марико. Ведь она так для нас старалась, так старалась, а Марико взяла да и вышла замуж за вас. Госпожа Ато ничуть не обиделась. А ведь другая на ее месте никогда бы нам этого не простила. А вспомните похороны Таттян. Госпожа Ато плохо себя чувствует и живет сейчас в Сюдзэндзи 192. Гак она специально приехала оттуда и в ночь прощания с покойницей плакала. А между тем — сейчас уже об этом можно сказать— они ведь с Таттян не очень ладили — характерами не сходились. Таттян иной раз просто третировала ее и не желала иметь с ней дела. Вы не замечали этого? Я тоже.

Я и понятия не имела об этом. Но как-то мы с госпожой Ато разговорились откровенно, и она мне сказала: «Уж не знаю, чем я прогневала молодую госпожу Инао!» И такая она грустная была при этом! Она хоть не очень разговорчива, но зато ничего не скрывает. Порядки у них в хозяйстве все прежние, и она мне жаловалась, как