class="p1">Я вернулась к своей крупе, но работать не смогла. Этот осёл… вернее, баран, ездил к Рубертунам, угрожал им, опозорил их работников… О чём он только думал своей головой?! Вот теперь начнётся настоящая война.

В отношении Рубертунов я никаких иллюзий не питала. Вот кто был настоящим разбойником. Если кто-то им досаждал, то эта семейка не гнушалась ничем, вплоть до поджогов. Доблестный сэр Морис приехал, пошумел и уехал, а мне придётся жить с этими людьми до самой смерти. Наши земли граничили – Рубертунам надо лишь перелезть через ограду, чтобы оказаться на моих лугах. И что они сделают завтра? Или через месяц, когда сэр Баран отчалит от наших берегов?

Я злилась всё больше и больше, хотя отдавала должное смелости сэра рыцаря. Да, он поступил так, как поступил бы настоящий мужчина, настоящий защитник. Но надо не глупо геройствовать, а думать, что будет завтра! И тем более – он рисковал моими людьми! Мои вилланы – они не рыцари, и не воины, и не королевские солдаты! Они – мирные жители, робкие, даже трусоватые… Это у Рубертунов в работниках – одни наёмные головорезы!..

Прождав до вечера, я не вытерпела и опять вызвала Малькольма, но он доложил, что сэр Морис ещё не появлялся.

Не появился сэр и к ужину, и после ужина, и когда церковный колокол прозвенел после вечерней службы, сэра Забияки всё ещё не было. Я отправилась спать, но никак не могла уснуть.

Вот где пропадает этот остолоп?!

Поехал в город… по делам…

Запрещал мне ездить одной, а сам уехал без сопровождения…

А вдруг его подкараулили Рубертуны? Или… или он встретил Анабель?..

Со стоном зарывшись в подушку, я не знала даже, какой из вариантов хуже. Нет, мне совсем не нужен был сэр Мюфла – со всеми его самцовскими достоинствами. Но стоило лишь подумать, как он увидит Анабель в красном платье, на белой лошади, да ещё с рубиновыми серьгами…

О-о, тут было отчего сойти с ума!

Так где же он? Где же?..

Примерно, в полночь я вспомнила, что так и не прочитала письмо Лейтис. Всё равно не спалось, и я встала, накинула поверх ночной рубашки шаль, и достала письмо. Подруга писала простыми, ничего не значащими фразами, приглашала заехать в гости, сожалела, что я не отвечаю – ничего интересного. Я дочитала и уронила листок бумаги на колени.

Может, надо собрать отряд и отправиться искать этого барана твердолобого?

Запахнувшись в шаль поплотнее, я вышла из комнаты и отправилась в конюшню, чтобы разбудить Малькольма. В замке и во дворе было тихо, только по стене уныло бродили ночные сторожа с копьями наперевес.

Я зашла в конюшню, где теплился один масляный светильник, и тут же увидела вороного коня. Бобик (что за дурацкая кличка!) стоял себе в стойле и преспокойно жевал овёс.

Приехал?! Значит, Морис… то есть сэр Мюфла приехал, а мне никто не доложил?!

Только что я волновалась, переживала, испытывала даже угрызения совести, что из-за меня рыцарь мог попасть в беду, но теперь всё пропало – как рукой снялось. Я тут переживаю, а он!..

Развернувшись, я помчалась обратно в замок. Взлетела по лестнице, пробежала в северное крыло, где поселили моего «опекуна», и поняла, что не ошиблась – дверь в его комнату была закрыта неплотно, и через щёлку лился свет.

Забыв постучать, я ворвалась в комнату, готовая жечь и убивать, почище Рубертунов.

Конечно же, сэр Мюфла был здесь!

Появился, голубчик! Не запылился даже!

Стоял себе у стола, на котором горела свечка, в одной рубашке и без штанов. Но после его купания отсутствие штанов меня совсем не смутило.

– Вы где были? – начала я угрожающе. – Вы что себе… – и замолчала, потому что хотя сэр Баран торопливо опустил край рубашки, закрывая пах, я успела заметить кое-что необычное.

– Ночь на дворе, если вы не заметили, леди, – сообщил мне сэр Мюфла потрясающую «новость».

– Не переживайте, я это заметила, – сказала я, подходя ближе. – А что это у вас?

– Где? – спросил он с поистине бараньей тупостью.

– Там! – огрызнулась я и потянула край его рубашки вверх. – Ну-ка, покажите.

– Да вы спятили, леди? – он так стыдливо тянул рубашку вниз, что это просто умиляло.

Как будто некоторые не щеголяли совсем недавно голышом, плескаясь в реке.

– У вас рана на ляжке, – сказала я холодно, решив прибегнуть к убеждению словом, потому что силой победить в перетягивании рубашки не могла. – Вы ранены? Рубертуны вас ранили?

– Ваши добрые соседи ни при чём, – проворчал он, отворачиваясь к столу. – Это старая рана. Идите уже спатькать, не мешайте отдыхать.

Но сейчас мне точно было не до «спатьканья».

– Так вот почему вы так странно шли тогда на лугу, – вспомнила я. – И прихрамывали. Я ведь это сразу заметила.

– Вы наблюдательная, – с издевкой похвалил он меня. – Идите…

– Надо позвать лекаря, – перебила я его. – У вас опухоль.

– Не надо никого звать, – как-то вяло отмахнулся он. – Меня лечил королевский врач, всё уже зажило.

– Королевский врач? – переспросила я. – Ну-ка, дайте взглянуть.

– Угу, сейчас, – пробормотал он.

– Ой, да вы продемонстрировали мне всё своё богатство ещё на реке, – я толкнула его в плечо, к креслу, и сэр Мюфла шлёпнулся в него, двигаясь как-то странно и неуклюже. – Так что ничего нового я не увижу. Прикройте свои… эти самые, если стесняетесь. А меня интересует только ваша нога.

Я отбросила его руку, когда он попытался сопротивляться, и приподняла рубашку, открывая старый шрам на передней стороне бедра – кривой, похожий на крест. Кожа тут натянулась и покраснела. Нехорошо. Очень нехорошо.

– Как это вас угораздило? – спросила я, разглядывая опухоль и легко касаясь её кончиками пальцев.

– Поймал арбалетный болт, – угрюмо ответил Мюфла. – Обычное дело на войне. Всё уже прошло…

– Ничего не прошло, – сказала я, прищёлкнув языком. – Рану-то врач залечил, а вот с болезнью не справился. У вас внутреннее воспаление.

– Вы разбираетесь в ранах? – спросил он таким тоном, что я вогнала бы арбалетный болт ему и в другую ляжку. – Я же сказал – ничего страшного. Вот, травы купил… Сейчас сделаю припарку, и всё пройдёт.

На столе, и правда, лежал открытый мешочек с травами.