Пару часов спустя Пепел со смаком потянулся, аккуратно свернул бумаги, сложив их точно «как было» и опять же «как было» засунул в упаковку. А затем размял пальцы, готовясь к новой охоте на всю ту же дичь, упрямо скребущую пол под чашкой.

— Вот с чертежами бы ты так старалась, — укорил он ее, прежде чем приподнять импровизированную тюрьму и тут же схватить выскочившую узницу за хвост. — Впрочем, шанс реабилитироваться у тебя еще есть.

И сунул грызуна обратно в тубус, захлопнув крышку.

Подойдя к светильнику, еще раз погрел над лампой снятый кружок печати и, дождавшись, пока тот немного размягчится, быстро пришлепнул обратно, целясь точно в контур прошлого оттиска.

— Ну вот, порядок, — когда печать остыла, Дари осторожно потянул за кончик веревки под ней и убедился, что держится все прекрасно. — Не придерешься, даже если захочешь. Господин Валент знал, чему стоит учить будущих дипломатов и что им на этой почетной стезе точно пригодится.

А вернув тубус на законное место в сундуке, скинул башмаки и растянулся на диване во весь рост, решив, что теперь самое правильное будет поспать. Неизвестно, что его ждет в Насагонте, но если все пойдет как задумано, о сне там много кому придется забыть, и ему в первую очередь. А потому нехрен зря время терять — до рассвета еще пара часов и стоит провести их с пользой.

Хотя, конечно, любопытство подталкивало сунуть нос и в вализы с письмами, но вот интуиция была категорически против. Тот же господин Валент много и толково рассказывал о возможных ловушках и сигналках, встречающихся в таких мешках с дипломатической корреспонденцией. Иногда их не то что опознать, но даже заметить невозможно. Так что нет, поставляться не стоит, сейчас у него другие цели и другие планы.

И потому — спать, да. Ему еще на рассвете господина Шунерутли будить, сам-то он вряд ли проснется, в снотворном своем Пепел был уверен как в себе — лично делал. А уже проваливаясь в сон, Дари все-таки представил себе лицо Рин, ее серьезные зеленовато рыжие глазищи, вздохнул и уснул, улыбаясь.

глава одиннадцатая

В Таронке Рин понравилось. Очень. Наверное тем, что крепость стояла на высоченной скале, отвесно обрезанной со всех сторон. И до едва видневшей внизу речки Тарны было не меньше трехсот метров, если считать от верхушек стен. При этом сама крепость оказалась обширной, хорошо продуманной и настолько надежной, что за прошедшие полтысячелетия ее никто ни разу так и не взял штурмом. Но если честно, то даже не пытались — обрывы и стены, ставшие их продолжением, отпугивали любого желающего еще на подходах.

Но барышню Сорвени, разумеется, привлекало не это, и даже не богатейшая история приграничного укрепления, то и дело пестревшая именами императоров, министров или легендарных преступников, которых сюда иногда ссылали. Нет. Ее привлекало совсем другое. То, что забравшись на «Длинный нос» — самую высокую точку крепостного двора, можно было почувствовать нечто похожее на ощущение полета. Особенно в пасмурный день, когда ветер упорно гнал по небу целые табуны туч.

Да, вот этого девушке сейчас по-настоящему не хватало: полетов, аэродрома, любимого самолетика, подаренного когда-то Эрдари… А вот про самого парня она последнее время думала не слишком часто, и иногда этому даже удивлялась. Правда, редко и недолго.

А еще пару раз вяло удивилась тому, что практически не думает об отце — раньше она себе такого даже представить не могла.

Неужели это из-за чувства вины перед главными в ее жизни мужчинами? Похоже, что так. Но ощущение липкого, острого кома, поселившегося в груди, стало постоянным и уже привычным. Как будто огромный и недобрый еж заменял ей сейчас душу. И лишь здесь, на площадке над крепостью, когда ветер бил в лицо почти как в полете, ее иногда отпускало. Увы, ненадолго.

Н-да… плохую шутку сыграла с ней нетипичная, в общем, доверчивость. Когда она почему-то решила, что человек, увлеченный небом так же, как и она, не может оказаться подлецом. Вот просто не может и все. По определению. Потому что небо заранее вымыло и выдуло из него все нехорошее, что возможно там и было когда-то, а вот теперь уж точно не могло сохраниться.

Но в Олли она, выходит, ошиблась.

Норин, заглядевшись на резвые облака, опять, в который раз прислушалась к себе, и опять же поняла — нет. Не может она злиться на господина Олифауэлла. Хотя и должна, если подумать. Странно, конечно, но уж как есть. Вот не может и все. И мыслями возвращается к нему гораздо чаще, чем стоило бы, делая это так, словно оно стало для нее совершенно естественным. Вернее, как раз неестественным, если подумать. Эх, ей бы поразмышлять над всем этим не спеша и тщательно, вот хотя бы здесь и сейчас — но никак не получается. События закрутились бешеной каруселью, и не то что раздумывать, но даже остановиться и просто вдохнуть не дают.

Вот опять, не успела она сюда подняться, как следом бежит Фэл, чуть придерживая рукой живот. И ведь, похоже, опять что-то случилось, если судить по выражению лица подруги…

— Рин! Там!… Помощь нужна, быстрее!

— Что? Что стряслось? — спрашивала Норин уже на ходу, едва поспевая за шустрой и крайне озабоченной рессой.

— Господин Штанзи… Беда там.

Штанзи Рин знала — пересекались несколько раз. Обстоятельный и неторопливый унтер, на котором как-то сами собой оказались все здешние механизмы — те, что сложнее лопаты, вызывал невольное уважение у любого, кто общался с ним больше четверти часа.

— Да что с ним? Говори же! — насела она на рессу.

— Он сегодня подъемник чинить собирался.

— Знаю, — кивнула девушка не останавливаясь. — Прямо с утра вроде?

— Ну да. Чего-то там разобрал, доской подпер, а она не выдержала и его привалило.

— Адовы демоны! Он все еще там?

— Да. И вытащить его никак не получается.

— Подожди! — вопреки сказанному, Рин лишь наподдала, прибавляя ходу, — А зачем ты оттуда сама бежала? Послать некого? Или доиграться хочешь?

— Некого, — выдохнула ресса, стараясь не сбиться с темпа. — У детей сейчас занятия, а все мужики, что рядом оказались, балку держат. Которой Штанзи придавило. Там совсем все плохо.

— Фэл, ты давай догоняй потихоньку, а я бегом!

Норин припустила