И успела. Едва оказавшись на месте, тут же включилась в общую суету, и что удивительно, сумела заставить себя слушать:

— Нет! Не туда. Наоборот, слева подпихивайте!

— Барышня, шли бы вы… — зло рявкнул на нее какой-то усач, и чуть не сел на задницу, услышав пару пассажей из репертуара генерала Сорвени в исполнении нежной девицы — эффект это лишь удвоило, если не утроило.

— …! Не видишь, так оно лишь заваливается. Слева пихайте! Вот так. А теперь навались. Всеми! Разом. На счет два! И тащите его, тащите же. Нет, балку не бросайте! Держать дальше! Просто помогите кто-нибудь, я одна не смогу. Фэл, сдурела? А ну, пошла отсюда! Не в твоем положении в это лезть. Пошла, сказала! Вытащим, тогда и твоя очередь придет, когда в госпиталь его припрем. Все? Освободили? Тогда взяли и понесли, пока рессе еще есть что спасать. Ты и ты! Оба. Поднимаем, но осторожно. Вот так, да…

А когда Штанзи дотащили до процедурной, так же бескомпромиссно выгнала всех посторонних и закрыла дверь:

— Фаэлин, объясняй, что нужно делать. И как.

— И мне тоже — со второго этажа уже бежала взволнованная бабушка Шарот. — Говори, чем помогать.

Поскольку дверь в процедурную Норин наглухо закрыла и заперла, новый персонаж забрался в нее через окно, пока еще распахнутое:

— Тоже буду помогать! — девчонка лет двенадцати набычилась, исподлобья оглядев всех по очереди и готовая держать оборону до последнего. — Там мой отец!

— Литси? — уточнила что-то сообразившая ресса.

— Да! — вызова в голосе юной барышни лишь прибавилось. — И кроме него у меня никого нету!

— Ясно. — Окинув взглядом свою внезапно сложившуюся хирургическую бригаду, Фэл мысленно похвалила собственную предусмотрительность — процедурная уже давно была подготовлена ко всему, в том числе к подобной операции. И сразу распорядилась:

— Госпожа Шарот, идите сюда, нужно избавить его от одежды. А вы, обе, быстро мойте руки. Щелочь вон там, на умывальнике. Потом поменяемся и начнете готовить эфир, простыни и перевязку, пока мы моемся…

Но прервав себя на полуслове быстро шагнула к застонавшему в беспамятстве унтеру, уложенному на кушетку:

— Потерпи, миленький. Совсем чуток потерпи. Все будет хорошо, просто продержись немного…

За спиной с грохотом опрокинули банку со средством для дезинфекции. Но хоть без всхлипов обошлось, и то хорошо. Не оборачиваясь, ресса предупредила:

— Свалишься в обморок — даже поднимать не стану. Учти.

— Не свалюсь, — упрямо раздалось в ответ.

Когда вояку раздели, что-то расстегнув, что-то просто срезав, и осторожно перетащили на застеленный проглаженным полотном стол, стало понятно, что дело действительно серьезно. Мужику переломало левую руку — в двух местах как минимум; задело левую же сторону груди — на ребрах многочисленные ушибы, а то и перелом-другой, но, самое неприятное, это голова. Что-то, скорее всего балка, упавшая сверху, оглушило его, оставив грандиозную гематому и содрав часть скальпа, отчего кровь до сих пор продолжала капать на белую некогда простынь.

Так что первым делом следовало заняться этим — остановить кровотечение, вернуть кожу на место, зашить и перевязать рану. Все остальное — потом. Хотя руку тоже придется собирать чуть не по кусочкам и хорошо, если ее удастся сохранить…

Через три часа непрерывных усилий стало понятно, что сохранят-таки. Да и с остальным тоже считай обошлось — при таком-то первоначальном диагнозе. Ресса и те, кто ей помогал, справились с задачей прекрасно и все сделали как нужно. Хотя вначале приходилось тратить силы еще и на то, чтобы отгавкиваться от желающих узнать, что там у них происходит и непрерывно ломившихся в двери госпиталя снаружи. Особенно с этим усердствовал почему-то Скирн. Но эту задачу взяла на себя бабушка Шарот и справлялась с ней на раз-два, кажется, даже получая удовольствие от процесса. До тех пор, пока не явился Роши и не разогнал там всех нахрен, запретив мешать медичке и тем, кто с ней. А потом еще и капитан Нокс пришел, установив у входа караул, и стало совсем спокойно.

Но все равно, когда операция закончилась, а пациента, так и не пришедшего в себя, вновь осторожно уложили на перестеленную кушетку, все четыре дамы вымотались словно грузчики в конце смены. Причем больше морально, чем физически.

— Молодец, девочка, справилась, — госпожа Шарот приобняла стоявшую над больным Фаэлин за талию. — Лучше бы не сделала даже твой декан.

— Да, — не стала она спорить, — но ресса Эрселин нам сегодня точно не помешала бы.

— Помешала.

— А?! — встряхнулась, наконец, та.

— Помешала бы, говорю, — ничуть не смутилась бабушка. — Тебе. Чувствовать себя, наконец, настоящим медиком, а не девочкой на подхвате.

— Ну, разве что с этой точки зрения, — устало хмыкнула Фэл.

— Не волнуйся, ты и в самом деле прекрасно сработала. Теперь только ждать.

— Да, — откликнулась ресса чуть бодрее. — Теперь только время…

И вдруг примолкла, глядя на девчонку, совсем недавно делавшую все наравне с остальными: смывавшую кровь и грязь, таскавшую, что велели, ворочавшую куда сказали… Но сейчас, когда все, что можно было сделать — сделали, она пристроилась в кресле возле кровати отца и задремала от навалившейся усталости. Лицо расслабилось, губы, сжатые раньше в упрямую складку, чуть приоткрылись, рыжеватые пушистые пряди выбились из-под тугой косынки и стало понятно, что она действительно совсем ребенок. И… Еще что-то проступило в этом лице, что показалось Фаэлин неожиданно знакомым, но при этом странно неуловимым. Чувствуя себя запутавшейся, девушка хотела было шагнуть ближе и разобраться-таки, но была остановлена:

— Пусть спит, — госпожа Шарот опять положила руку рессе на талию. — Славная девчушка.

— Славная, — охотно подтвердила Фэл, все еще продолжая приглядываться. Но потом тряхнула гудевшей от усталости головой и отвернулась. — Ладно, думаю нам всем стоит отдохнуть. Сейчас позову кого-нибудь, пусть пока присмотрят…

— Я присмотрю, не волнуйся, — бабушка Шарот, как ни странно, действительно выглядела вполне бодро. — И за ним, и за ней тоже. А там кто первый проснется — тот меня потом и сменит.

— Договорились, — ресса не стала спорить и послушно двинулась наверх к спальням, потянув за собой еще и Рин: — Пошли. Действительно, стоит выспаться, самое плохое и для него, и для нас будет ночью.

— Да, конечно, — осторожно высвободила руку Норин.