Шрифт:
Закладка:
Наполеон все еще ждал, что русские выйдут из Смоленска и примут генеральное сражение на пространстве, находившемся между городом и его армией. Но надежда его скоро разрушилась донесением, привезенным с правого фланга, что там заметно движение русских, отступающих от Смоленска по Московской дороге. То была 2-я армия. Марш ее не мог скрыться от неприятеля, потому что дорога, по которой следовал князь Багратион, несколько верст шла вдоль днепровского берега.
Наполеон пожелал лично удостовериться в столь важном известии и поехал на правое крыло. Там он своими глазами убедился в движении князя Багратиона, и первой мыслью императора было отрезать эти войска от тех, которые находились в Смоленске. Были посланы разъезды для отыскания бродов. Несколько французов, въезжавших в реку для определения глубины воды, утопили лошадей. Разъезды возвратились с донесением, что не нашли брода, хотя он был версты на четыре выше Смоленска.
После этого Наполеон вознамерился овладеть Смоленском как местом для переправы на правый берег Днепра, и было приказано начать общую атаку.
У неприятеля, против нашего правого фланга, взвилась ракета, и густые тучи французских войск появились на горизонте. Через несколько минут взлетела другая ракета, потом третья, и, вместе с тем, около двухсот ядер и гранат из батарейных орудий посыпались в город. Эта канонада была предвестием наступления французов.
АЛЕКСАНДР КЛАВДИЕВИЧ ИЛЬЕНКО, русский историк
Марчелло Баччарелли. Портрет Станислава Августа Понятовского. 1786
В отличие от Наполеона, Барклай-де-Толли видел всё совершенно иначе, и он решился на следующее: его армии следовало занять одним корпусом Смоленск, а прочим корпусам надлежало расположиться возле города, но на правом берегу Днепра. Он решил прикрывать 2-ю армию Багратиона до тех пор, пока она не достигнет Соловьевой переправы на Днепре, которая была ключевым пунктом в его замысле.
Эти распоряжения и начали приводить в исполнение в ночь с 4-го на 5-е августа.
* * *
Когда Наполеон отдал приказ о штурме Смоленска, Барклай-де-Толли уже успел поставить на позициях артиллерию, расположить войска на наиболее угрожаемых участках, разместив свой командный пункт напротив предместья Раченка.
Наполеоновские войска пошли в атаку, однако ворваться в город они не смогли. Тогда Наполеон бросил на штурм Смоленска сразу три корпуса – Нея, Даву и Понятовского. На пути этих войск встали полки Д.С. Дохтурова, П.П. Коновницына, принца Евгения Вюртембергского и Д.П. Неверовского.
Стоит еще раз отметить, что город Смоленск лежал по обе стороны Днепра. Главная его часть, окруженная древней крепостной стеной высотой до двадцати метров, воздвигнутой из камня и кирпича еще во времена Бориса Годунова, была построена на левом берегу. Обширное Санкт-Петербургское предместье находилось на правом берегу, не таком крутом, как левый, но совершенно над ним господствующем.
5-го числа сражение продолжалось целый день. Лишь поздно вечером канонада и перестрелка постепенно стихли: французы обложили город с трех сторон, русские – город удержали.
Взять хорошо укрепленный город прямым штурмом не представлялось возможным. Впрочем, Наполеон, скорее всего, и не стремился взять город. Он всячески пытался выманить русские войска на левую сторону Днепра для решительного сражения в поле, однако его ожиданиям не суждено было сбыться.
Французы несли огромные потери, но упорно шли вперед. Русские отбивались с ожесточением. Командир бригады 7-й пехотной дивизии генерал-майор А.И. Балла был убит. Генерал Коновницын был ранен в руку, но не отвлекся даже на перевязку. Генерал Дохтуров, державшийся из последних сил, вскоре попросил у Барклая подкреплений. Михаил Богданович послал к нему 4-ю пехотную дивизию принца Евгения Вюртембергского, сказав:
– Передайте Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии.
* * *
Ночь с 5 на 6 августа Барклай-де-Толли провел под открытым небом в раздумьях, а на другой день, несмотря на бурные протесты импульсивного князя Багратиона, он принял решение не рисковать более и дал приказ основным силам отступать по Московской дороге в сторону Лубино и Соловьево.
Решение это было как нельзя более своевременным и обоснованным, ибо в результате ожесточенной канонады предместья Смоленска оказались охвачены огнем, оборонять их стало практически невозможно.
В результате горящий город был вскоре окончательно оставлен русскими, а его жители бежали вслед за армией.
Багратион просил Барклая-де-Толли не только удержать Смоленск, но и перейти в наступление. Но на тот момент Михаил Богданович, имея чуть более 70 000 человек, не мог атаковать армию Наполеона, превосходившую его более чем вдвое. Не мог и не хотел. Как утверждает генерал М.И. Богданович, «Барклай-де-Толли, принимая на себя оборону Смоленска, уже имел в виду дальнейшее отступление».
Князь Багратион, напротив, «полагал, что должно было отстаивать Смоленск до последней крайности».
Как видим, неизбежное отступление, как единственно спасительный в тех условиях для России способ ведения военных действий, не было принято патриотически негодующим обществом.
А что же «вулканический» князь Багратион? 5 августа он написал императору Александру I, что надеется, что «военный министр, имея перед Смоленском готовую к бою всю 1-ю армию, удержит Смоленск».
Он опять продолжал во всех бедах русской армии винить Барклая-де-Толли.
И 7 августа он опять жаловался и выражал свое недовольство его действиями:
Если военный министр ищет выгодной позиции, то, по моему мнению, и Смоленск представлял немалую удобность к затруднению неприятеля на долгое время и к нанесению ему важного вреда! <…> Позволяю себе мыслить, что при удержании Смоленска еще один или два дня неприятель принужден был [бы] ретироваться.
Читая подобные рассуждения, начинаешь думать, что князь Багратион, не видевший никаких иных способов ведения операций, кроме наступательных[6], не слишком хорошо представлял себе реальное положение дел под Смоленском. Ну, в самом деле, о каком отступлении французов могла в тот момент идти речь?
Как пишет его биограф Е.В. Анисимов, «Багратион имел серьезный недостаток как полководец и человек – в какой-то момент он оказывался не в состоянии взвешенно и хладнокровно проанализировать ситуацию, в которой оказывались другие, и торопился с осуждением: он не хотел и допустить, что в своем поведении Барклай руководствуется иными мотивами, кроме трусости, бездарности, нерешительности или измены».
Наблюдая за продолжавшейся не первый день напряженностью в отношениях двух командующих армиями, некоторые русские генералы (прежде всего, Л.Л. Беннигсен, А.П. Ермолов, М.И. Платов, Д.С. Дохтуров, И.В. Васильчиков и др.) делали все, чтобы подтолкнуть князя Багратиона к еще более решительным действиям, направленным против ненавистного многим Барклая-де-Толли.
Таким образом, можно говорить о том, что
