* * *

25 июля (6 августа) состоялся военный совет, на котором полковник К.Ф. Толь высказал мнение, что, пользуясь разделением французских корпусов, расположенных от Витебска до Могилева, надо двинуться к Рудне и атаковать противника. Это мнение было одобрено князем Багратионом и принято всеми единодушно. Только осторожный Барклай, хотя и считал неприятеля слишком растянутым, однако же оставался убежденным, что тогда еще не настало время решительного противодействия Наполеону. При этом он видел жаркое желание войск и начальников их помериться с неприятелем силами и положить конец успехам его. Да и сам император Александр I изъявлял ему надежду свою, что соединение русских армий будет началом решительного поворота в военных действиях.

Как видим, Барклай-де-Толли находился под сильным давлением, в том числе и самого императора. Понятно, что мнение последнего всегда и во всем было решающим, и ослушаться было практически невозможно.

Император Александр писал Михаилу Богдановичу:

Вы развязаны во всех ваших действиях, без всякого препятствия. а потому и надеюсь я, что вы не пропустите ничего к пресечению намерений неприятельских и к нанесению ему всевозможного вреда. Я с нетерпением ожидаю известий о ваших наступательных движениях.

Фактически это был приказ наступать, и никак иначе слова императора понимать было невозможно.

Барклай находился в затруднительном положении: с одной стороны, он был убежден в невозможности противостоять сильнейшему противнику, и это побуждало его уклоняться от решительной с ним встречи; с другой стороны, вся армия, вся Россия и сам государь требовали, чтобы наши армии заслонили от врага родную землю. Оставаясь в бездействии у Смоленска, невозможно было остановить дальнейшее нашествие Наполеона. И Барклай (против собственного убеждения) приказал: оставив 2-ю армию у Смоленска для прикрытия Московской дороги, двинуть 1-ю армию против левого крыла вражеской армии; а потом, когда 1-я армия утвердится на фланге неприятеля, тогда войска обеих армий должны будут направиться к Рудне и действовать сосредоточенными силами.

22 июля (3 августа) Барклай-де-Толли написал императору Александру:

Я намерен идти вперед и атаковать ближайший из неприятельских корпусов, как мне кажется, корпус Нея, у Рудни. Впрочем, по-видимому, неприятель готовится обойти меня с правого фланга корпусом, расположенным у Поречья.

На военном совете 25 июля (6 августа) полковник Людвиг фон Вольцоген предложил укрепить по возможности Смоленск и ждать в нем французов. Это предложение явно не согласовывалось с общим мнением о том, что у Смоленска не было выгодной оборонительной позиции.

За исключением Вольцогена и самого Барклая-де-Толли, все члены совета желали решительных наступательных действий, и потому положено было идти соединенными силами на центр неприятельского расположения, к Рудне.

При этом Михаил Богданович сказал:

– Мы будем иметь дело с предприимчивым противником, который не упустит никакого случая обойти нас и через то вырвать из наших рук победу.

Как утверждает историк А. Г. Тартаковский, «в результате горячих дебатов» Барклаю «был навязан тот способ действий, который в глубине души он не одобрял». А вот биограф князя Багратиона Е. В. Анисимов четко указывает на то, что «идея движения на Рудню принадлежала Багратиону». И еще он отмечает, что Барклай в тот момент «явно нервничал».

В.И. Левенштерн, служивший в 1812 году адъютантом Михаила Богдановича и пользовавшийся его большой доверенностью, потом рассказывал: «Я никогда не замечал у Барклая такого внутреннего волнения, как тогда; он боролся с самим собою: он сознавал возможные выгоды предприятия, но чувствовал и сопряженные с ним опасности».

Все это явно противоречит утверждению академика Е.В. Тарле о том, что Михаил Богданович «решил предупредить нападение на Смоленск и сам двинул было авангард в Рудню, но почти сейчас же отменил приказ».

На самом деле, не сам решил и не сам двинул. Это военный совет единодушно высказался за наступление, и Барклай, вопреки собственному убеждению, согласился начать движение к Рудне.

* * *

Как бы то ни было, 26 июля (7 августа), на рассвете, соединенные русские армии выступили из Смоленска тремя колоннами. На тот момент в обеих армиях было чуть более 121 тыс. человек. Движение колонн прикрывали казаки атамана М.И. Платова.

В Рудне рассчитывали встретить центр неприятельской армии, и там планировали дать Наполеону генеральное сражение. Но в ночь с 26 на 27 июля Барклай-де-Толли получил от генерала Винценгероде, отряженного к Велижу, известие о сосредоточении французов у Поречья.

Это значило следующее. 27 июля (8 августа) обе русские армии намеревались продолжать свое движение (первая – к селу Инково, а вторая – к Надве), но в это время стало понятно, что все передовые посты противника отступили, кроме отряда, стоявшего в Поречье. Из этого Барклай заключил, что основные силы Наполеона должны были находиться между Поречьем и Витебском, а посему, опасаясь быть обойденным с фланга и отрезанным от Смоленска, он решил остановить свое движение к Рудне.

Горячий по натуре князь Багратион не скрывал своей неприязни к Барклаю-де-Толли. С самого начала войны он ратовал за наступление и всячески критиковал стратегию военного министра. При этом обоих полководцев не могло не страшить возможное окружение. И именно поэтому было принято решение далеко от Смоленска не отходить, и обеим армиям не отдаляться друг от друга дальше, чем на расстояние одного перехода.

Опасения Барклая-де-Толли были вполне понятны: Наполеон мог захватить Смоленск и отрезать русские армии от Москвы. Абсолютно достоверных сведений о положении войск Наполеона у него не было, а посему слишком рисковать он не счел нужным.

Позиция князя Багратиона была несколько иной: сам он вряд ли знал о противнике больше, чем Барклай, но зато он был совершенно уверен, что действовать нужно априори иначе. Но вот как? Как и всегда, обладавший вулканическим темпераментом князь Багратион предпочитал довериться своей интуиции.

Право же, складывается впечатление, что все, что думал и делал Михаил Богданович, вызывало в тот момент у князя Багратиона лишь изжогу.

Позднее Барклай-де-Толли написал про свои отношения с князем Багратионом следующее: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшие предприятия».

Личные разногласия Барклая и Багратиона дошли до такой степени, что это уже мешало согласованию действий их армий.

ДЭВИД ЧАНДЛЕР, британский историк

В итоге в действиях русских армий образовалась весьма странная пауза. Четыре дня (с 28 по 31 июля) обе они стояли на месте, чего-то ожидая. В результате у Багратиона лопнуло терпение, и он, по сути, практически вышел из подчинения Барклаю.

И кончилось все это тем, что сперва Багратион, а за ним и Барклай двинулись обратно к Смоленску. То есть, по сути, маневры русских армий на северо-западе от Смоленска (сперва к Рудне, потом к Поречью, потом опять к Рудне) едва не стали причиной их гибели, открыв