Шрифт:
Закладка:
– Отведи дедушку в конец, – прошептал Лев. Они с Себастьяном спрятали Лазаря за группой других заключённых. Надеялись, что как только наберётся необходимое количество человек, инспектор уже не будет так придирчив.
– Запомни, деда, – сказал Себастьян, – голову поднять, грудь вперёд, двигайся как можно быстрее, крепись.
Лазарь кивнул, но он едва держался на ногах. Перед ним оставалось всего четверо голых мужчин. Внезапно Лазарь начал кашлять – тяжело, громко, судорожно. Он согнулся от боли.
Лев закусил губу. На его глазах выступили слёзы. Он глянул на Себастьяна, и мальчик увидел в лице отца что-то такое, чего никогда не видел прежде. А потом Лев украдкой забрал у отца его карточку, сунул ему в ладонь свою и бросился через площадку, помчался мимо инспектора голый, грудь вперёд, глаза на небо, спасая отца и обрекая себя на смерть.
Будапешт
Фанни размазала джем по булочке и быстро откусила. Даже здесь, в подвале многоквартирного здания в Будапеште, она ела в спешке, словно боялась, что в любой момент еду могут отнять.
Вокруг неё сидели ещё двадцать два ребёнка от пяти до шестнадцати лет. Они ели в тишине, стараясь не звенеть ложками и вилками. Всех их спасли с берега Дуная, и уже почти три недели они прятались в этом подвале.
Насколько успела выяснить Фанни, её жизнь была спасена благодаря невообразимой череде событий. Известная венгерская актриса прибыла на берег реки ровно в тот момент, когда «Скрещённые стрелы» приступили к казни. Актриса привезла с собой золото и меха и ходила между охранников, давая им взятки, чтобы освободить пленников. Фанни не видела той женщины – она потеряла сознание раньше, – но старшие мальчики сказали, что она была очень привлекательной, знойной женщиной с вечерним макияжем и ярко-красной помадой. По их словам, в некоторые моменты казалось, что она флиртует с солдатами.
Однако её попытки оказались успешными лишь отчасти. «Скрещённые стрелы» позволили забрать детей, но не взрослых. Детей посадили в автомобили и в сумраке ночи отвезли в этот пустой дом, который явно не был местом жительства актрисы, а находился на другом конце города. Их быстро отвели вниз и выдали им одеяла для сна.
В подвале их дважды в день кормил повар, который, как предполагала Фанни, работал на актрису. У детей были книги и даже одна настольная игра. Каждый день, когда повар приносил им еду, Фанни спрашивала одно и тоже. Вы видели мальчика по имени Нико? Был ли он в ту ночь на берегу реки?
Ответ всегда был один и тот же. Никто не слышал такого имени. Когда наступил декабрь и повар принёс детям угощение в виде сахарного печенья с зелёной посыпкой, Фанни начала считать, что всё себе придумала.
Могу вас уверить, это было не так.
Так что Нико делал на берегу Дуная?
Всё началось с подделки документов – мастерства, которое Нико довёл до совершенства, пока путешествовал с беженцами цыганами. В горных лесах на границе Греции и Югославии, где они прятались, Папо рассказывал Нико о чернилах и красителях, объяснял, как делать деревянные штампы, как перфорировать бумагу и как убирать отметки молочной кислотой, которую можно достать в химчистке. Талант Нико к рисованию очень ему пригодился, у него отлично получалось, и к зиме 1943 года он уже изготовил десятки паспортов и множество талонов на еду – и то, и другое помогало цыганам выжить. Ещё у Нико теперь было три личных паспорта: венгерский, польский и, главное, немецкий на имя Ганса Деглера.
По ночам Нико сидел с цыганскими семьями у костров, небольших, чтобы их не могли увидеть нацисты. Ел кроличье рагу с луком из общего котелка и слушал песни под аккомпанемент деревянных гитар. Под заунывное пение старейшин Нико вспоминал субботние вечера в Салониках, как его дед громко и нараспев произносил молитвы на иврите и как они с братом подавляли смех, когда его голос искажался на высоких нотах. Эти воспоминания вызывали в Нико тоску. Он отчаянно хотел снова увидеть родных.
Однажды утром Мантис проснулся и увидел полностью одетого Нико, застёгивающего свою кожаную сумку.
– Что делаешь, парень?
– Мне пора.
– На поиски семьи?
– Моя семья в Германии, с ними всё в порядке.
Мантис приподнял бровь.
– Правда?
– Да. Правда. Как бы то ни было, мне пора в путь.
– Подожди секунду.
Мантис пошёл к своей палатке. Вскоре он вернулся вместе с Папо, несущим в руках две буханки хлеба, банку варенья и сумку с ручками, чернилами, штампами и тремя украденными венгерскими паспортами. Он тепло улыбнулся и протянул сумку Нико.
– Я знал, что этот день настанет.
– Простите, Папо.
– Будь осторожен. Никому не доверяй.
Нико ощутил ком в горле. Часть его желала остаться здесь, у ночных костров, под приятные песни цыган, без лишних вопросов принявших его к себе. Он ощущал себя в кругу семьи. Но настоящая семья нуждалась в нём. Обучившись искусству фальсификации, он планировал подделать достаточно документов, чтобы спасти своих родных.
– Спасибо вам за всё, – сказал он Папо.
– Это мы должны тебя благодарить. Ты спас нам жизнь.
Мантис сделал глубокий вдох.
– Ты же понимаешь, что, если поедешь в лагеря, тебя убьют в первую же секунду.
Нико ничего не ответил.
– Вот что я тебе скажу, Эрих Альман, или как там тебя, твоей смелости можно позавидовать.
Ветер прокатил листья по подмёрзшей грязи. Папо проводил Нико до границы лагеря.
– Всегда помни, – сказал он. – Si khohaimo may pachivalo sar o chachimo.
– Что это значит? – спросил Нико.
– Есть ложь, поверить в которую проще, чем в правду.
* * *
Следуя этой философии, Нико шёл пешком, ехал поездами, попутным транспортом – на повозках и автомобилях – и проделал путь до Польши через Югославию и Венгрию, присваивая личности, которые ему больше подходили. В Белграде он изображал студента и неделю питался в школьной столовой. В Осиеке устроился подмастерьем печатника и пробыл там некоторое время, чтобы украсть достаточно бумаги и материалов для новых подделок. У Нико всегда была заготовлена легенда на случай, если его вдруг остановят представители закона. Он был и венгерским музыкантом, гостящим у бабушки и дедушки. И польским атлетом на отдыхе со своим дядей. Есть ложь, поверить в которую проще, чем в правду. Правда
