— Бочка нам нужна, — объявил хваткий дядька Анчес. – Ехать далеко, воды чистой наберем, да с передыхами двинемся…

Тогда Маля в последний раз видела Днепр – хмурый, осенний, прощальный. А в памяти почему-то летним помнился: бескрайним, теплым, добрым, с ласковым плеском волн, вскриками пролетающих над водой птиц. Полный звуками, навсегда сгинувшими. А ведь как можно помнить – и правда, совсем ведь тогда мальком была.

И поездка в бочке помнилась. Ой, поганое дело та поездка! Воду меняли, но на шляху так встряхивало, что мелкий желудок к горлу подлетал. Русалочка смотрела в щелку, что повыше воды дядька Хома проковырял. Большие села видела, людей ужасное множество, страшных собак и огромных пьяных лыцарей. Было жутко и интересно. Вот только трясло так, что хоть на месте помирай. Но Ма-Ма были рядом, заглядывали, беспокоились. Маля знала, что если снулой станет, похоронят в воде, как русалке и надлежит упокоиться.

***

Само село Бабайку истомленная русалочка в тот раз совсем не запомнила. Но встречу с Оно-бабкой разве забудешь? Первая же береговая жительница, понимающая русалочий язык! Это уж только потом Маля узнала, что язык вовсе не русалочий, а общий водяной – на нем тысячи разных созданий общаются, и в озерах, и в морях, и даже самых сказочных Океанах. А в тот день Оно-бабка лишь покачала головой и сказала:

— Вовсе тебя закудхали, кроху такую. Э, с мордоса вовсе таранькой стала. Ну, иди сюда, нос промоем…

Маля не слышала ни слова, но по губам угадала все до последнего. Это ж бабка Лоуд была – самый умный дарк в мире. Русалочка живо познакомилась с кобылой по имени Белёсая, попробовала окунька со сметаной, потом сидела в ведре и смотрела, как Оно-бабка командует. Кто такая та бабка, Маля-Таранька не очень понимала, да и кто ж про Оно все понимает? Но чуяла русалочка, что бабка из своих, а раз живут речные средь людей, значит и русалочки могут. А когда Оно-бабка первую ложку ухи поднесла, научила как на нее дуть нужно, так и вовсе поверилось, что снулость откладывается.

— Вот и правильно. Не жгись и не теряйся, малёк, — одобрила бабка. – Хвостом будут дразнить – лепи сразу под дых. Если что, скажешь, что я разрешила. Хвост – дело естественное, это и Дарвин подтверждает. Ладно, про умного старика Дарвина потом расскажу. Эй, да что вы, мамки, нам зубы заговариваете?! – воскликнуло Оно-бабка, делая русалочке, выглядывающей из ведра, смешную «козу» на растопыренных пальцах. – Разливай, что там из ухи осталось! Докушаем, да и в путь. Дивные места вам обещаю, о скуке живо позабудете…

***

А ведь не обманула бабка. Если бабку Лоуд поднатужиться и научиться правильно понимать – так самый правдивый дарк на свете. А если ее кто не понимает – так не бабка в том виновата.

Первые дни на Амбер-озере помнились плохо. Взрослые были заняты, а Маля плескалась в заливе, гонялась за рыбой и старалась, как было обещано беспокоящимся Ма-Ма, не уплывать дальше мысика. Вода огромного озера была вовсе иной, незнакомой, но хорошей. Маля чувствовала, что на глубине есть кто-то из разумных, но не русалки – и то чувство было волнующим и пугающе интересным. Знакомство откладывалось, на берегу стучали топорами, строили временную хижину-халабуду. Приплывали с другого берега впадающей в озеро реки люди, помогали с бревнами. За рекой стоял большой хутор, называвшийся Глибоч. Местные на Малю смотрели с интересом, но без особого страха – здешние люди были куда умнее днепровских, хотя свой род примерно с тех мест и вели.

— От же какой поворот судьбы, — говаривал старый дед Грабчак, глядя на мелкую озерную поселенку. – Но правильный поворот. Вживайся, дивчинка.

Маля улыбалась доброму деду, пряча зубки. Мудрая бабка-Оно, очень доходчиво о вежливости объясняло – люди, они ведь все подряд немного дурноваты – пугаются самых обыденных вещей. Так зачем их беспокоить?

***

Много воды с тех пор утекло. Бабка-Оно и дядька Анч гостить приезжали редко, но уж бабка свою Тараньку не забывала – гостинцы присылала с каждой оказией. Потом и письма начали приходить. Маля, хоть и с изрядным трудом, но грамоту одолела. Со счетом было хуже – до десяти очень получалось, а дальше никак. «Особенность русалочьей разумности» — оправдал свою неудачу дядька Хома. Ну, считать за девчонку имелось кому – потихоньку артель дело налаживала. Зимами Ма-Ма работали в кузнеце Глибоча, а дядька Хома лекарствовал по даркам, людям и иному разнообразному скоту. В теплое время строили по берегам Амбер-Озера пристани. Хорошо строили – слух дошел аж до западного берега, потом и с города Нордвига на заказы приглашали. Заработок хороший, по весне, как теплело, собиралась полноценная артель: барки с Барсучьего Носа приходили, мастера собирали инструмент и чертежи, двигались к месту. Вбиванием свай понятно кто занимался – в этом деле Ма-Ме не только на Амбер-Озере, но и на всем Белом Проливе и Землях Ворона конкурентов не находилось. Дальше настил клали, укрепленье берега делали – осенние шторма на Амбер-Озере изрядно бушевали. Маля занималась разведкой дна под постройку – ответственное дело, в нем опыт и талант нужен. Сначала одна работала, потом навы в дело вошли – среди озерных нав тоже толковые и смелые девчонки имелись. Речные хвост-девы давно в людьми в договоре жили, но на Озере с этим туго шло – недоверие ощущалось. Когда Маля появилась, да сговорились с навами о подписаний обычных договоров, дело пошло прытко. Ну и с Земель Ворона помогли – приезжало оттуда в Нордвиг уважаемое посольство, даже состязание устраивали по