официальной версии, банкорийское судно по вашим координатам направилось в Буйное море и набрало 100 ящиков нужных растений (Да, именно столько мы для вас приготовили. Наши ботаники пересчитали это количество на количество пилюль из расхода 1 пилюля в день, а именно столько вам и нужно. Вышло на ближайшие 50 лет, и думаю, вам хватит. А вы ее, соответственно, купили (документы подготовлены, с ними также все в порядке). От вас же нам нужна лишь одна вещь. Не буду ходить вокруг да около и скажу прямо: нам необходимы чертежи подземных ходов Ландау, ведущие в тайную канцелярию, золотое хранилище, в оружейную и пороховую. Они хранятся в кабинете вашего доброго друга, отказавшего вам, Альдима Уоррела. Не крадите их, иначе план будет провален. Запомните их, ведь вы картограф, и память у вас безупречная, либо перерисуйте. Как только сведения будут у вас, отправляйтесь в малый порт Ландау. Ровно через три дня после вскрытия данного письма (не беспокойтесь, меня, конечно же, уведомят об этом) там вас будет ждать судно, передайте карты знакомому вам капитану, и на этом наше текущее взаимодействие будет закончено. Надеюсь, вы готовы. Напоминаю, у вас три дня.

Быстро скомкав письмо, Инкритий бросил его в лампу, после чего, убедившись в его полном уничтожении, удалился из бара.

Огромное Буйное море. Колоссальная территория, погруженная в ярость природы. Бесконечные, смертоносные штормы и волны, казалось, достигающие небес, царствуют в этих недоступных областях земного шара. Лучики солнца не бывают в этих краях, обрекая блуждающих здесь брошенных судьбой мореходов на вечную тьму. Край бури и хаоса — вот как описывают это место, и лишь так можно описать мысли в голове Инкрития. Размышления, словно буйное море, разрушали его изнутри: «Я предаю город, а за ним — государство, но выбора нет. Альдим обещал помочь. Может, он справится. Времени ждать нет: я обязан спасти Анну любой ценой. Но зачем им карты? Обокрасть город, разрушить? Я обрекаю людей на смерть или я обрекаю Анну!»

Каждая новая мысль, посещающая голову ученого, словно свинцовая пуля, пронзала его разум, причиняя боль, боль, гораздо страшнее физической, боль выбора и неизвестности, боль морали и отчаяния, боль решения и последствий. «Нет, нельзя, они убили их, убили их всех, я не могу принять помощь, но Анна… не могу, бросить нельзя, спасти».

Инкритий шел сквозь толпу людей, пьяных и беззаботных, веселящихся и одурманенных тел, которые он не замечал. Будто корабль, заблудившийся в море, он шел, не видя куда, совершенно забыв, как дошел домой. «Эль был крепким, — подумал он, замечая рассвет. — Я прогулял всю ночь? Анна скоро проснется, главное — не разбудить».

Инкритий аккуратно открыл дверь и зашел внутрь.

— «Шельма», значит! И давно ты стал посещать эти места? — внезапно раздалось из-за спины ученого, застав его совершенно врасплох.

Резко обернувшись, он увидел Альдима, сидящего у окна на кухне и спокойно пившего чай. — Ты не против? Я слегка похозяйничал и заварил себе чай.

— Ты что тут делаешь? — громко сказал Инкритий, направляясь в сторону друга, очевидно, находящегося в небольшом шоке.

— Тише, не нужно кричать. Эпсилон и Анна спят — зачем их будить? — делая очередной глоток фирменного чая Анны из цветков лаванды, спокойно сказал капитан военного корпуса.

Инкритий боялся, боялся, как никогда. «Что он здесь делает? Знает, кто мне писал? Нет, я уничтожил письмо, точно не знает и пришел, чтобы выяснить», — рассуждал в своей

голове картограф, пытаясь не демонстрировать панику. Сделав глубокий вдох, чтобы остановить участившиеся удары сердца, он сказал:

— Следишь за мной?

— Конечно, ровно с того момента, как ты начал ходить по притонам и искать команду, — Альдим поставил кружку на стол и подошел к Инкритию: — Чтобы тебя идиота не прирезали в закоулке, зная, что денег у тебя полный мешок. Ты хотя бы понимаешь, кретин, сколько раз тебя хотели убить? Четыре, Инкритий, четыре раза мои люди останавливали идущих за тобой алкашей в надежде воткнуть тебе в шею заточку и забрать золотые. Безумие — вот что тебя погубит, твоя слепая вера в свою правоту. Молю, Инкритий, дай мне время, и я найду лекарство.

— Лекарство найдено, Альдим, спасибо за беспокойство, — Инкритий подошел к столу, взял кружку и отнес ее в мойку, стараясь скрывать свое лицо, каждая мышца которой, казалось ему, выдает вранье. — Банкорийское судно стоит у наших берегов. Они уже набрали нужное нам средство. К моменту, когда Ятрей сделает из него пилюли, имеющиеся в наличии лекарства закончатся, и я смогу дать Анне новые. А ждать, пока ты найдешь что-то еще, у меня времени нет, у Анны, к сожалению, тоже.

— Банкор, но как?

— Я направил им письмо несколько недель назад, рассчитывая, что, благодаря мощности их кораблей, они смогут достигнуть острова, отмеченного мной на координатах.

— Ты знаешь, Инкритий, сами они никуда не плавали. Банкор запрещает кораблям оправляться в Буйное море, — Альдим подошел к мойке, глядя Инкритию прямо в глаза, — а вот их новоиспеченные партнеры с удовольствием им помогли.

— Мне плевать, кто привез лекарство! Главное, что оно здесь.

— Это Армада, черт тебя подери!

— Какая разница! Лекарство здесь, и не тебе меня судить. От тебя твоя жена сбежала, так что…

Альдим резко схватил Инкрития за шею и прижал к стене, сдавливая гортань так, что ни один миллилитр воздуха не мог через нее пройти. — А ну закрой свой рот, мерзавец! — Капитан военного корпуса, полностью поглощенный яростью, смотрел на Инкрития. Отпустив горло друга, он отошел на пару шагов назад, поправил гражданскую одежду, в которой находился, и сказал: — Я рад, что ты нашел лекарство для Анны, искренне рад, –

постепенно успокаиваясь и приходя в себя сказал старый друг. — Надеюсь, ты перестанешь шарахаться по кабакам.

Альдим развернулся и вышел из дома Инкрития, тихо закрыв за собой дверь.

Знаменитый ученый протер шею, сильно болевшую после встречи с рукой матерого солдата, и поднялся наверх. Он долго смотрел на спящих Анну и сына, после чего прошел в свой кабинет, достал несколько листов и чернила. Ему не нужно было проникать в тайники, хранящие чертежи проходов, как и не нужно было запоминать сложно извивающиеся направления: он прекрасно их знал. Бывалый картограф имел феноменальную память и прекрасно ориентировался в самых сложных частях океана. Запомнить десятки ходов, в которых он регулярно гулял вместе с Альдимом и Эпсилоном, было несложно.

«Бросить нельзя, спасти», — подумал картограф и окунул кисточку в чернила.

Часть VII: Старый знакомый

Малый порт Ландау являлся одним