Вытянув вперед руку, Варунгин что-то сказал. Потом еще раз. И посмотрел на Рука, будто ждал, что тот повторит. Слово, казалось, начиналось на букву Б, но в этом звуке была своеобразная тягучесть. Рук попытался повторить услышанную мешанину из слогов, но не смог их выговорить.

Варунгин произнес то же самое еще раз. Он пришел не ради праздной болтовни. А ради важного дела: он пытался втолковать новое слово человеку, неспособному его расслышать. Рук вновь попробовал повторить его, точно отрывок мелодии.

– Бооуррал, – услышал он собственный голос. Изо рта вырвался бесформенный комок звуков, которые мог издать разве что младенец. Варунгин вновь повторил, и Рук попробовал еще раз.

– Бере-вал.

Туземец коротко кивнул, словно подумал: «Лучше у него все равно не выйдет».

Потом он начал изображать, как прикладывает к глазу подзорную трубу и смотрит в нее. Должно быть, ему доводилось их видеть, подумал Рук. Может, пока его держали под стражей, губернатор показал ему такую вместе со стульями, тарелками и бокалами для вина. В одной руке Варунгин словно бы держал трубу, а другой настраивал ее, ловя фокус. Плотно прищурив один глаз, вторым он пристально смотрел в воображаемый окуляр. Жестикулируя, он показал: труба, что-то приближается издалека. И вновь повторил то же слово.

Рук прислонил невидимую трубу к собственному глазу, подвигал туда-сюда.

– Беревал.

Варунгин нетерпеливо пошевелил узловатыми пальцами, показывая, что расстояние сокращается.

Так речь не о самом предмете, а о том, что он делает! «Беревал» значит не «подзорная труба», а нечто вроде «далеко».

– Беревал, – вновь произнес Рук и, подражая Варунгину, загребающим жестом охватил лежащее впереди расстояние, спеша доказать, что он, вообще-то, не так уж и глуп.

Но Варунгин, которому не было дела до того, какой способный ему достался ученик, не улыбнулся, не кивнул в знак одобрения. Он показал на ту сторону бухты, на залитые золотистыми лучами утреннего солнца верхушки деревьев на северном берегу.

– Каммера-гал, – проговорил он – медленно, чтобы Рук расслышал каждый слог. Потом, положив руку на свою испещренную шрамами грудь, произнес: – Кади-гал. – И повторил: – Кади-гал.

Рук вспомнил, что этот суффикс был в списке Силка. «Гал – племя или место». Должно быть, Варунгин имеет в виду: «Я из племени или места под названием Кади».

Подавшись вперед, Варунгин положил ладонь на прикрытую красным мундиром грудь Рука. И сказал:

– Беревал-гал.

Он не убирал руку, словно понимание могло передаться через нее, просочиться сквозь красное шерстяное сукно прямо в сердце человека под ним. Рук чувствовал вес его руки на своей груди. Вот оно – первое прикосновение двух столь чуждых друг другу людей. Казалось, сейчас полыхнет вспышка, точно молния между небом и землей.

И тогда, чувствуя руку Варунгина на своей груди, укрытой красным шерстяным сукном, Рук понял. Беревал – далеко. Гал – племя. Варунгин только что объяснил ему, как называется его собственный народ. Беревал-гал – племя, прибывшее издалека.

Он был рад получить имя – своего рода дар. И вместе с тем, это его потрясло. Никакие загадочные приспособления и впечатляющие умения белых людей – ни корабли, ни мушкеты, способные рассечь надвое щит, ни подзорные трубы, ни золотые галуны – ничто не делало их особенными. Лишь очередное племя, не более. Беревал-гал – племя, прибывшее издалека.

Рук жаждал большего. Как сказать: «доброе утро», «добрый день», «пожалуйста», «спасибо», «до свидания»? Как попросить: «Вы научите меня своему языку?»

Но убедившись, что Рук его понял, Варунгин поднялся на ноги, отвернулся и пошел в направлении кряжа. Он не дал знака, не проронил ни звука. Но на скалистом склоне тут же показалась кучка местных: еще двое мужчин, три женщины и трое детей.

Они спустились со скал и встали у хижины Рука, не обращая на него внимания. Словно он был так же непримечателен, как и все вокруг – хижина, скалы, деревья, мужчина, сложивший руки у паха, точно священник перед проповедью. Вряд ли они многого ждут от человека, который даже не знает, как называется его собственное племя.

Они смотрели на Варунгина, который произносил небольшую речь. Он мотнул головой в сторону хижины, потом на Рука, на раскинувшееся внизу поселение. Поток его слов напоминал веревку с узелками: отрывок, пауза, еще отрывок. Рук слушал во все уши. Не только сами слова были ему непонятны, но даже ритм, с которым они произносились, совсем не похожий на звучание тех языков, что ему доводилось слышать прежде. Каждая фраза начиналась выразительно и постепенно сходила на нет. Пытаться разобрать ее форму было все равно, что хватать руками текущую воду.

Потом все мужчины, присоединившись к тому туземцу, что явился вместе с Варунгином, сели – кто наземь, кто на корточки, положив копья рядом с собой. Рук подошел поближе. Не стоит ли присоединиться к ним? Но тут одна из женщин – поджарая, с иссеченным морщинами лицом, длинными обвисшими грудями и худосочными бедрами, направилась к двери в его хижину. Рук, театрально размахивая руками, пригласил ее войти. «Прошу, заходите! Добро пожаловать!» Он обрадовался, что никто этого не видел. Женщина никак не ответила на его пантомиму. Она держалась с таким достоинством, что на ее фоне его рвение казалось фальшивым.

Зайдя в хижину, она огляделась с таким видом, будто смотреть там было особо не на что. Потом через плечо окликнула других женщин – пара коротких слов, и вот они уже столпились внутри. Тихо переговариваясь, они принялись разглядывать его утварь. Одна приподняла уголок серого одеяла, расстеленного на кровати, поднесла его к щеке и удивленно вскликнула – видимо, не ожидала, что шерсть окажется такой грубой. Они погладили своими длинными пальцами блестящую деревянную столешницу, пощупали латунные петли на складных ножках стола. Одна открыла томик Монтеня и стала его листать.

Рук гадал, о чем они говорят: «Смотрите, у него тут какой-то квадратный кусок коры».

Имеют ли они представление о том, что такое квадрат? Быть может, и у них был свой дикарь-Евклид, размышлявший о чудесных свойствах треугольника?

Даже в этой тесной комнатушке им каким-то невероятным образом удавалось избегать его взгляда. Глядя, как они снуют мимо, он догадался: они говорят так тихо, потому что он рядом. И вместе с тем его как будто нет.

Дети все это время прятались за ногами женщин, украдкой выглядывая и тут же снова исчезая, стоило Руку посмотреть в их сторону. Ему удалось поймать взгляд маленького мальчика, крепенького пацаненка лет пяти-шести – тот сразу нырнул за ногу матери, но потом показался снова. Рук улыбнулся и даже решился ему подмигнуть, и мало-помалу мальчик настолько осмелел, что выскочил и потрогал латунную пуговицу