проводили в доме губернатора, где их учили сидеть на стульях и есть с тарелок. Но бедняга Тимпсон так скучал по дому, что его волновала одна только Бетси, так что больше ничего выведать не удалось.

Рук мечтал об уединении и нашел-таки способ поселиться особняком от остальных. Он уже было обрадовался, что ему это удалось. Но подобно царю Мидасу, завладев богатством, он стал беднее. Обособленность лишила его возможности стоять рядом с Силком и беседовать с местными.

Он принялся выдумывать предлог, чтобы наведаться в резиденцию. На ум не пришло ничего лучше учетного журнала. Он решил попросить о встрече с губернатором и притвориться, что хочет посоветоваться относительно улучшений, которые, по мнению его превосходительства, следовало внести, прежде чем заполнять остальные страницы. Скажем, не следует ли ему помимо направления ветра и погодных условий отслеживать еще и высоту прилива?

Довольно жалкая уловка, но кто знает, сколько придется ждать, прежде чем ему вновь удастся увидеть неизведанные планеты под названием Бойнбар и Варунгин?

На другой день, когда Рук вписывал в соответствующие столбцы результаты последних измерений, намереваясь завтра же отнести журнал губернатору, он услышал снаружи чей-то голос: вниз по скалам пробирался капитан Силк.

– Рук! – позвал он. – На твоем зачарованном острове гости!

Проворно прыгая по камням, Силк преодолел последние несколько ярдов, потерял равновесие, чуть не упал, споро перескочил с ноги на ногу и очутился внизу.

– Боже мой, ну и укромное же ты нашел местечко! – слегка запыхавшись, воскликнул он. – Горным козлом надо быть, чтобы сюда добраться!

Уверенный, что ему рады, он не стал дожидаться ответа и направился прямиком в хижину.

– Ну что, друг мой, угостишь чем-нибудь бодрящим, чем можно горло промочить?

Усевшись за стол с чашкой разбавленного водой бренди, он откинулся на спинку стула, и тот угрожающе заскрипел.

– Ну, что нового? – спросил Рук.

– Да так, грустим там, в резиденции. Вместе с губернатором. Должен сказать, это тяжелый удар. Может, ты слышал? Туземцы сбежали прошлой ночью – сняли кандалы и наутек.

– Сбежали!

– К сожалению. Варунгин так и не примирился с нашим обществом. Бойнбар с виду был всем доволен – помнишь его, тот, что повыше и повеселее? Губернатор крайне разочарован. Мы успели добиться больших успехов в изучении местного наречия.

– Вот как?

Силк нарочито медлил. Руку было знакомо это выражение лица: он готовился отпустить какое-то бонмо.

– Наш приятель Бойнбар – тот еще чертяка – всеми силами пытался научить меня столь важным словам, как «мочиться», «испражняться», ну и еще кое-что. «Заниматься продолжением рода» – так я приукрасил это выражение в разговоре с губернатором.

Рук рассмеялся, представив, с какой чопорной гримасой тот выслушал эту формулировку.

– Помимо этих чрезвычайно полезных оборотов речи мы составили довольно богатый словарь. Нам, к примеру, известно, что северный ветер называется боор-роо-вай.

Он тщательно выговаривал каждый слог.

– Погоди, или северный ветер – боу-ван?

Силк вытащил из кармана записную книжку и принялся ее листать.

– Честно говоря, мы, похоже, не до конца уверены. Но восточный ветер точно называется гонье-мах. Солнце – ко-инг, мышь – бо-гул, хорошо – бу-дие-ри. А суффикс – гал, видимо, означает «племя». Или, возможно, «место».

– Ясно, «племя». Или все же «место»?

Если Силк и заметил иронию в его словах, то предпочел не обращать на нее внимания.

– Похоже, с помощью этого суффикса Бойнбар проводит какое-то различие. Себя он называет кади-гал, а потом показывает на ту сторону бухты и произносит что-то вроде каммера-гал.

– Ясно.

– Так что, Рук, мы с губернатором добились немалых успехов, хотя до того, чтобы свободно овладеть их языком, пока далеко. Однако его превосходительство уверен: возможность еще представится. Мы обращались с ними по-королевски, Рук, и уж конечно не дали им повода думать, что у нас не хватает провизии – они вдвоем за день уплетали столько же, сколько мы растягиваем на неделю! Варунгин ни к чему, кроме рыбы, не притрагивался, а вот Бойнбар попробовал все и, похоже, весьма пристрастился к вину. Мы даже научили его поднимать тост за короля – невероятно забавное зрелище. Мы полны уверенности в том, что он скоро вернется.

Силк выпрямился и стал заучивать слова из списка, прикрыв рукой английский перевод и глядя наверх, на изнанку покрытой дранкой кровли.

– Ко-инг – солнце. Бо-гул – мышь, – бормотал он, словно добросовестный ученик за уроками. – Бу-дие-ри – хорошо. Будиери – хорошо.

Он закрыл записную книжку и с показной непринужденностью вытянул вперед ногу. Рук понял: сейчас что-то будет.

– Должен сказать, Рук, тесные взаимоотношения с местными неизмеримо ценны для моего скромного сочинения. История выходит чрезвычайно занимательная. Но мне нужен зачин – как именно их поймали. Гардинер ничего не рассказывает. А ведь это самое значимое, что произошло с тех пор, как мы сюда прибыли! Мне нужны подробности, рассказ очевидца, а он наотрез отказался говорить.

Силк подался вперед, облокотившись на стол.

– Ты что-нибудь знаешь, Рук? Гардинер, должно быть, обсуждал это с тобой?

Рук отстранился, словно его обдало жаром и, воспользовавшись тем, что стол качался, спрятался под ним, притворяясь, будто возвращает на место подпиравший его клинышек. Когда он поднялся, у него наготове уже были нужные слова.

– Разве только сказал, что все прошло отлично!

Он почувствовал, как по щекам разливается румянец. Лгать он так и не научился. Встав из-за стола, он принялся возиться с хворостом.

– Так значит, Гардинер тебе ничего не говорил? – настаивал Силк. – Ни тогда, ни после? Совсем ничего, с тех самых пор, как это случилось?

Из него вышел бы отличный адвокат, подумал Рук.

– Мы о многом разговариваем, – ответил он, ломая о колено пучок хвороста. Он так старался сохранить невозмутимое выражение лица, что мышцы вокруг рта одеревенели.

– Что ж… – проговорил Силк. Он помолчал, приглаживая волосы на затылке, над воротом, где они курчавились гладкой волной.

Рук ощущал на себе тяжесть его пристального взгляда, его немой настойчивости. Ему вдруг стало неуютно в собственной коже от этой неуклюжей попытки утаить правду. Хотелось бы ему знать, способен ли писатель, сочиняющий истории, почуять, что в чьем-то рассказе скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

Все, чего жаждал Силк, так это увлекательного дополнения к своей истории. Но разузнай он подробности того, о чем Гардинер поведал Руку с глазу на глаз в его хижине, и предай он это огласке, последствия были бы ужасными.

Губернатору пришлось бы принять меры. В колонии не хватит офицеров, чтобы созвать трибунал, но Гардинера отлучат от исполнения воинских обязанностей, и он будет жить в этом подвешенном состоянии до тех пор, пока не прибудет корабль, который заберет его назад в Англию, где он предстанет перед судом.

А потом? Гардинер