Рук намеревался начать словарь с раздела «Части человеческого тела». Показывая пальцем на свою голову, он вопросительно посмотрел на Тагаран.

– Может, скажешь мне, – попросил он, – что это? Как это называется?

Тагаран сразу его поняла.

– Куббура.

Она повторила это несколько раз, пока Рук не смог записать и вслух повторить. Потом принялась показывать на разные части своей головы и лица – так быстро, что он едва за ней поспевал, и вскоре он уже знал слова «рот», «лоб», «бровь» и даже «ресница». Но ее язык, судя по всему, проводил разграничения, чуждые английскому. Помимо слова куббура в нем имелись понятия нгулу – «лоб», камура – «макушка» и куру, что Рук перевел как «задняя часть головы» – он знал, что в английском такого слова нет, если не считать грязной деревушки с проложенными по оврагам дорогами, что называлась Хайнд-хед[22] и находилась где-то между Портсмутом и Гринвичем.

Руку не терпелось перейти к рукам и ногам, стопам и ладоням, но, как ему показалось, Бонеде и Вороган наскучило подробное перечисление всех частей человеческого тела. Опасаясь, что они уйдут, он взял кусок хлеба и сделал вид, что ест, и Тагаран тут же произнесла нечто вроде патаджиуми – вероятно, «ты ешь». Отдав ей хлеб, Рук жестом предложил ей съесть его. Как и он, она лишь притворилась и сказала патаджиу, что, как он понял, означало «я ем».

Ого, а она смышленая!

Значит, в этом языке есть спряжение, и слово это, вероятно, образовано от корня пата. Странное чувство сжало Руку грудь, словно дыхание сперло. Одним махом они перешли от обычного называния предметов к обозначению действий. Вот и первое грамматическое правило, первый способ связать слова между собой и выразить мысль!

Он откинулся на спинку стула, лучезарно улыбаясь Тагаран. В ответ она тоже просияла улыбкой. Было видно, что ей все это доставляет не меньшую радость, чем ему.

Потом Рук принялся изображать глаголы, для которых заранее оставил пропуски, чем немало всех развеселил. Он ходил, пил, зевал, чихал и щипался.

Представление вышло столь увлекательное, что даже Вороган позабыла о стеснении. К тому времени, как он начал ползать на четвереньках, дети катались со смеху и по их темным щекам текли слезы. Бонеда едва не визжал, задыхаясь от хохота.

Рук повалился наземь. Он так неудержимо рассмеялся, представляя, как выглядит со стороны, ползая на четвереньках, что даже в боку закололо. Как странно, что он наконец научился дурачиться и вести себя как ребенок, которым ему не удалось побыть в детстве, в обществе этих трех ребятишек, с кем он едва мог обменяться парой слов.

Перевалило за полдень, солнце припекало, и вши, оживившись на жаре, принялись кусать его под мундиром. Дети наблюдали, как Рук снимает его, по одному стаскивая рукава. Увидав выпрыгнувшую из мундира вошь, они забрали его у Рука, вывернули наизнанку, поймали насекомое и раздавили его ногтями.

Взглянув на Тагаран, Рук пальцами изобразил выпрыгивающую из мундира вошь.

– Буруду, – сказала она.

Он записал под буквой Б очередное слово: «Буруду – вошь». Взяв в руки его мундир, Тагаран что-то произнесла, и Рук догадался, что она спрашивает: «Как это называется?»

– Мундир. Это мундир.

Она коротко кивнула, и сделала вид, будто что-то с себя снимает.

– Миньин бунилбангадьими мундир?

Рук с удивлением отметил про себя, как быстро она внедрила в свою речь иностранное слово. Должно быть, она спрашивает: «Зачем ты снял мундир?»

– Чтобы избавиться от вшей, – ответил он. – Буруду.

– А! Бурудин!

Он ответил на ее вопрос, и она была готова двигаться дальше. Но он так восторженно захохотал, что она осеклась. Теперь он знает, что в этом языке есть не только спряжение глаголов, но и склонение существительных, как в латыни или греческом. Слово буруду означает «вошь», а бурудин, похоже, подразумевает нечто вроде «из-за вшей» и служит формой аблатива.

Не это ли чувствовал Галилей, обращая телескоп к ночному небу и глядя на звезды, которых никто прежде не видел?

Это напоминало исполняемый ими парный танец или многоголосие фуги. Рук решил шагнуть чуть дальше и, забрав у Тагаран мундир, набросил его на плечи, а потом снова снял.

– Так, посмотрим, а как ты опишешь то, что я сейчас сделал? – спросил он. – У вас ведь нет мундиров, какими словами ты будешь пользоваться?

Он не ждал, что она поймет, но она проделала все то же самое, повторив каждое его движение, с собственным воображаемым мундиром: стащила его с обеих сторон, приподняла правое плечо и потянула левой рукой за обшлаг правого рукава.

– Бунилбанга.

Рук повторил за ней и собрался было записывать, но она его остановила.

Потом сделала вид, что снова надевает мундир.

– Банга, – сказала она и взглянула на него, чтобы убедиться, что он понял.

Потом снова сняла невидимый мундир. Можно было подумать, что она всю жизнь только и делала, что снимала да надевала мундиры на свое худощавое тельце.

– Буни.

С изумлением и даже чуть ли не с испугом Рук понял, что банга, судя по всему, значит «делать» или «помещать» – наподобие французского faire или немецкого machen[23], а буни или бунил, видимо, подразумевает отрицание или обратное действие. Да такими темпами он овладеет этим языком за месяц!

– Бунилбанга мундир, – повторил он, с удовольствием смакуя новые слова. В ответ ее лицо, такое серьезное из-за густых бровей, выступающих скул и глубоко посаженных глаз, озарилось улыбкой.

– Будьери карага, – сказала она, сделав паузу между словами, чтобы он понял.

Карага – «рот». А слово будьери упоминал Силк. Она сказала «хороший рот», что, без сомнения, может значить лишь одно: «Ты хорошо говоришь».

Удивительно: от ее похвалы у Рука потеплело на сердце.

Солнце клонилось к горизонту, и женщины стали собираться – брали на руки младенцев, подзывали детей постарше. Вороган и Бонеда пошли с ними, и Тагаран хотела было отправиться следом, но Рук жестом остановил ее.

– Завтра?

Он показал ей, что имеет в виду, поочередно перебирая руками.

– Придешь завтра?

Она что-то сказала, повторяя его движения. Рук надеялся, что она имеет в виду: «Да, я понимаю, я вернусь завтра». Объяснившись таким образом, они посмотрели друг на друга. Рук открыл было рот, намереваясь что-то сказать… но что он мог сказать ей, да и как бы она его поняла?

Тут с подножия склона ее окликнула Вороган, она отвернулась, крикнула что-то в ответ, и момент был упущен.

Рук махал, стоя в дверях.

– До свидания! До свидания!

Все они