После Кёзюм подхватил за плечо Ксюшу с Робертом, отчего они почувствовали сырость на одежде и пробежавший по телу холодок.

— А вы, прошу вас, молю, помогите дураку. Я не разбираюсь, а вы наверняка понимаете больше меня. Я же не видел ничего кроме этого кафе. Только здесь и работаю. Только здесь, сколько себя помню.

— Чем вам помочь? — спросила Ксюша.

— Там, в подвале. Я вам покажу. А вы пока набирайте еды. И кушайте. Кушайте вкусно, с удовольствием.

Роберт с недоверием посмотрел на Ксюшу, но та просто кивнула, поэтому он не стал спорить и пошёл вместе с ней по указке к двери подвала, пока сзади них плёлся Кёзюм. Маша с Артёмом оставались на своих местах, пока на подносе есть еда. Маша смотрела на него не сказать, что влюблённо, но и не хотела отрезать ему голову — она была разочарованна. Разочарованна тем, что он не может отстоять и себя, и своё право выбирать. Выбрать любовь всей его жизни, как он любил говорить Маше. Разочарованна тем, что имел право думать, хочет ли оставаться с Машей. И разочарованна, как он трусит перед родителями, а в особенности перед отцом, что властью может передавить черепушки тем, кто осмелился не сделать, как он того хотел.

— Почему всё так, Артём?

Артём повернулся к ней, не понимая, о чём она говорит, но проглотил еду, чтобы Маше не показалось, будто ему плевать на намеченный важный разговор о их отношениях.

— Я сам не знаю.

— Ты никогда не знаешь. За тебя всегда знает кто-то другой.

— Прекрати. На этот раз я всё решил. И я честно заходил на старицу Амины, потому что попросил Роберт.

— Ты должен был вообще забыть это имя.

— А почему ты указываешь мне? Я всю жизнь живу по указке. Я не имею право посмотреть на девушку, которая мне даже не нравится, и я тебе сразу это сказал? Может мне ещё и покрыться?

— Ты не должен смотреть на неё, потому что она причина нашего разлада, Артём.

— Маш, я понимаю, но мы ведь договорились.

— Не мы, а я и Роберт. Ты переживаешь, что, когда переедешь, он без тебя не справиться, но на самом деле — это ты. Ещё и подговорил эту Ксюшу.

— Я не подговаривал. И уеду не только я, но и ты. У тебя же ещё не приняли экзамены в Москве.

— В любом случае…

— Не в любом, Маш. — Артём всем корпусом повернулся к Маше. — Вспомни. Три года назад.

И Маша начала вспоминать. Был разгар мая, когда температура напоминала летнюю больше, чем летом — когда пуховики были забыты на долгий срок, охраняясь пакетом, а солнце было готово развлекаться хоть всю ночь с ребятами, но лишь наблюдало на горизонте, не успевая даже как следует сделать круг. Толпы подростков, что отпрашивались у родителей на ночёвку, истребляли запасы спиртного, что выпросили купить у местных алкашей за щедрый гонорар. Их громкой музыке подпевала луна, но не были довольны соседи, хоть подросткам и было наплевать. Среди этой толпы стояли и наши друзья — Артём и Роберт — ещё юнее, чем сейчас. Артур был коротко пострижен, что его кудри были еле видны, а Роберт ещё не пришёл к строгому стилю, напялив футболку с каким-то смешным принтом. Они стояли и что-то рассказывали другу ближе к уху, искренне смеясь каждой из сказанных шуток. Шумная толпа брела из одного угла в другой, а панели, из которых был построен дом, от дребезжания способны были открепиться от своего места, развалив дом в щепки. Наверняка нижним этажам на утро пришлось бы менять штукатурку, что повалилась на пол, но когда ты возраста Роберта и Артура, то завтрашний день — не про них. Философия жизни именно в миге с определённым переигрыванием может свести тебя в гроб, и ты по-настоящему сгоришь, а не будешь тлеть, но каждый должен пережить этот момент. Более ответственные всегда поймут, когда пора скидывать карты и двигаться дальше, а кто-то пойдёт ва-банк — настоящее се ля ви.

— Слушай, — Роберт кричал в ухо Артуру, — я отойду в туалет.

Артур взбудоражено закивал, после чего Роберт удалился. Артуру сразу становилось тесно и боязно, когда он оставался один, поэтому он прижался ближе к стене, чтобы смешаться с ней. Всё, что оставалось — ждать друга и пялиться на других людей. На людей красочных, разных, но и одновременно похожих. Культура субкультур в их время прошла, но оставались группы, чьи мотивы были направлены только на стиль, а не на общую идею, а в основном каждый пытался выделиться именно по-своему: задумано рванные футболки, джинсы, что будто сшиты из бабушкинского ковра, раскрашенные в разные цвета пряди волос. Но Артуру стало плевать на каждую индивидуальность, когда он увидел её под мерцающим светом дискотечного шара. Маша, что была так юна и открыта новому, отрываясь под модные песни, хоть её стиль не подходил под эту музыку. Она прыгала с улыбкой во все зубы, придерживаемая подругами, чтобы Маша не упала. Артур смотрел на неё заколдованно, прилипчиво. И она, почувствовав взгляд, как это обычно бывает, остановилась, заправляя за уши волосы, помахала ему. Роберт подошёл к Артуру и не понимал, куда тот смотрит.

— Ты знаешь её? — кричал Артур Роберту, указывая на девушку.

— Нет. Я мало кого знаю, кроме тебя.

— Чёрт.

— Иди познакомься.

Артур сразу протрезвел от пьянеющей любви.

— Нет, конечно.

— Опять трусишь? Не бойся, родители не сделают «атя-тя». Давай я вас познакомлю?

— Нет. Нет. Она подумает, что я слюнтяй.

— А ты?

— А я батыр.

— Вот именно. Ты батыр. Не позорь свою нацию. Иди и узнай её имя.

Для уверенности Роберт подтолкнул друга и ничего не оставалось, как идти Артуру в объятия своей любви. Он подошёл к ней, а музыку будто специально заглушили для них нормального разговора, и люди растворились в интерьере, поэтому были только он и она.

— Привет, — не очень уверенно произнёс Артур.

— Привет.

— Меня Артур зовут, — протянул руку парень, — а тебя?

— Мария. Можно