Внутри кафе на зоне обслуживания стояли трое: кучная женщина пятидесяти лет на раздаче, молодая девушка за кассой, что заметно нервничала на своём новом рабочем месте, а уставший водитель примерно возраста женщины, что накладывала ему ужин, чтобы он подкрепился перед поездкой.

— Что-то ещё, дорогой? — говорила женщина так, будто делает услугу мужчине.

— Не, это всё.

— Иди к кассе тогда.

Мужчина подошёл к девушке — она засуетилась ещё больше, даже можно было разглядеть вытекающий из-под поварского колпака пот.

— Здравствуйте, получается у вас… — начала девушка высчитывать сумму на калькуляторе, — эчпочмак, борщ, котлета с пюре… ой, то есть, с макаронами. С вас 778 рублей.

Девушка подняла взгляд с обслуживающей улыбкой, какой от неё требовал директор, но мужчина не был рад, услышав такую сумму.

— Всегда было 663 рубля. Как так?

Женщина закатила глаза, грозно подойдя к девушке, что и без этого была на нервах, так ещё и нахлынула на неё всем своим телом.

— Я же говорила тебе, что нужно цены учить. Что за поколение? Всё в клуб по ночам и спать до обеда. Ну, вот. 663 рубля.

Мужчина передал тысячу рублей, из-за чего женщина цыкнула, повернувшись к девушке.

— Только сдачу нормальную дать. Считать же училась когда-то.

Девушка попыталась скрыть недовольство, но такое отношение знатно подкосило её — она скрылась в раздевалке, где её точно никто не сможет докучать, разговаривая с мамой по телефону, сидя возле своего шкафчика.

— Да, мам, — дрожащим голосом говорила девушка, — всё нормально. Не плачу. Просто связь такая. Дома утром буду.

Вдруг возле двери со стены соскользнула швабра, ударяясь об кафель, отчего девушка отдёрнулась и посмотрела в ту сторону, но, как увидела, что опасности и выговоров за личные разговоры в рабочее время ей не светят, то продолжила говорить.

— Мне ведь надо взрослеть, мам. Самой зарабатывать. Всегда тяжело начинать. Да я даю отпор. Конечно. Просто… иногда слишком сильно нагнетают. Да, мам.

Лохматые ноги Кёзюма проскользнули через чёрный выход. Он шёл бесшумно — подушки из волос заглушали ходьбу, поэтому девушка даже не обратила внимание, кто к ней пододвигается.

— Я пойду, мам. Спокойной ночи.

Девушка завершила звонок, выдохнула с закрытыми глазами и поднималась с пола, цепляясь за шкафчики. Но Кёзюм не остался незамеченным — девушка не могла не увидеть такого длинного существа рядом с собой, но было слишком поздно.

Девушка вышла в зал, подходя к своему рабочему месту у кассы, подправляя униформу и схватила недовольство женщины, что специально, — так, чтобы отскакивало от стен, — цыкнула на девушку, но та не стеснялась, не сжималась от страха, о мило улыбнулась женщине, чем даже удивила её.

— Долго ты в туалете была. Сминусуем с обеда.

— С обеда? У меня? Ладно, ничего такого. Я быстро успею пообедать. Да я даже пообедала. Представляете? Прямо в туалете покушала. Ну не в туалете, конечно, а вон там, где вы снимаете и надеваете. Или одеваете? Не помню, как вы говорите.

Женщина хотела сказать, что за лишние разговоры стоит тоже снять с неё пару минут на обеде, но как раз пошёл кавказского вида мужчина, потирая ладони и жадно глядя на меню.

— Что тебе, дорогуша? — произнесла женщина.

— А всего помалу давайте. Голодный жесть.

Женщина так и сделала, и началась работа у девушки, что иступлено смотрела на калькулятор, забыв, как им пользоваться.

— Дорогуша, — обращалась к мужчине девушка, чем смутила и его, и женщину, — что-то я совсем забыл… забыла, точно, я же девушка. Вот, в общем, совсем-совсем забыла, как пользоваться этой штукой. Как она называется? Может поможешь мне немного? Или покушай бесплатно. Покушай-покушай, это хорошо — кушать. Сытый желудок вкуснее. Поверь мне, голодные люди вообще не вкусные.

Женщина напряглась, услышав «бесплатно», а кавказец, что смотрел на неё, пытаясь понять смысл всего предложения, сказанного ему, радовался, что не придётся платить за еду. Девушка гыкнула, высматривая всех посетителей, а после выдохнула, понимая, что не может претворяться.

— Да к чёрту.

Закончив свой перекус, Кёзюм, который поменял обличие с девушки на кавказца, сгребал тела, которыми перекусил, на кухню.

— Ну и зачем это? — спросил Кёзюм, — Тела эти, кости. Самое вкусное же — душа. Точно-точно, душа, а остальная оболочка? Ладно, если бы как у яблока. Да-да, вот эта тонкая кожурка. Почему люди — не яблоки? Яблоки вкусные, например, и души тоже, а тела невкусные. Вообще невкусные. Не знаю вкусные тела. Знаю вкусные души, и невкусные души. Души же тоже портятся, гниют. Пахнут иногда. Плохо пахнут. Врезаются в нос.

В кафе влился свет с улицы — подъезжала скрежещущая машина, дальними фарами освещая посещение экспресс-кафе. Разочарованно, — и непонятно, почему, ведь это очередная пища подъехала к Кёзюму, — существо бесцеремонно выкинуло тело кавказца, в которого только-только превратился. Он вылез на раздачу, отряхивая ладони от пыльной работёнки и ожидал очередного посетителя. Мужичок в рубашке лесоруба зашёл внутрь, заметив, как пусто в кафе, где обычно не протолкнуться, а на раздаче его ждёт непонятный мужик, которого он сроду не видел.

— Добрый день! Точнее, уже вечер. Время быстро идёт, на самом деле, да? Вот ты ещё юный малец, что мечтает завоевать место. Хорошее место, а не абы какое — ты ведь не пальцем деланный. Мечтаешь, мечтаешь, а потом ударяешься. Об реальность ударяешься, да-да. Там ведь ничего такого волшебного нет в этой реальности — мрак да и только. И убить могут. И себя убить можешь. Плохо ешь — умрёшь. Плохо спишь — умрёшь. Повернёшь голову не так, и тоже — бах! И нет тебя. Хрупкие люди существа, однако. Веришь? Так что будешь, дорогуша? У нас тут полно еды.

— Где Маринка? — прослушав всё сказанное Кёзюмом спросил мужичок.

— Маринка? А это старая или молодая? Если старая, то нет её сегодня. Если молодая — то тоже. Я тут один, представляешь? А тебе они прям нужны? Ну, я могу позвать. Точнее, позвонить — это ведь так у вас называется? У нас, конечно. У нас. Позвоню и она тут окажется мигом.

— А ты кто такой? — аккуратно,