мехом, было запачкано помоями, локоть правой руки сверлила острая боль, и женщина застонала. Возница быстро пришел в себя и подбежал к ней:

– Ушиблись, синьора?

Он помог ей встать, и Геновефа жалобно спросила:

– Что случилось?

Парень заскрежетал зубами:

– Какой-то шутник сунул в морду коня факел. Ума не приложу, зачем это понадобилось? Такая шутка могла стоить нам жизни.

Женщина поежилась. Кто-то не хотел, чтобы она крестила королевскую дочь. Но кто и почему? Она снова застонала, понимая, что никак не поспеет в церковь сегодня, что крестины сорвались – и королева во всем обвинит ее. Глупо рассказывать о человеке, который вдруг ни с того ни с сего испугал коней факелом, – в это вряд ли поверят. Держась за локоть, женщина растерянно стояла посреди дороги, и горожане, спешившие по своим делам, с удивлением смотрели на хорошо одетую даму в запачканном грязью платье. Она вздохнула с облегчением, когда радостный возница, стряхивая с рук пыль, сообщил:

– Бастерна не пострадала. Вы можете продолжить путь.

Геновефа собралась с духом и приняла решение:

– Я не поеду в церковь. Отвези меня домой.

Парень заморгал:

– Но…

– Я сказала – домой, слышишь?

Он пожал плечами:

– Как вам будет угодно.

С его помощью она, морщась от боли, снова забралась в бастерну, и возница направил коней в сторону, противоположную церкви, где их давно ждали.

Спрятав одежду, немного опаленную огнем, под большим камнем, Фредегонда помчалась в церковь. План, который она вынашивала не одну ночь, начал воплощаться в жизнь, и ненависть, смешанная с любопытством, придавала ей силы. Женщина не сомневалась, что крестная мать не появится на крестинах, и если ей удастся кое в чем убедить королеву, путь к трону и Хильперику окажется намного короче. Раскрасневшаяся от быстрой ходьбы и жары, она вбежала в церковь, где все было готово для крестин. Восьмиугольный бассейн блестел голубоватой водой, церковная братия держала в руках книги, в любую секунду собираясь начать обряд, любопытные знатные господа толпились у входа. Фредегонда вспомнила свое крещение и поежилась. Тогда она храбро вошла в холодную воду, окунулась и так же храбро вышла, и ни одна живая душа не подумала, как ей было холодно – до жути. В тот промозглый осенний день девушку согревала одна-единственная мысль: король видит ее в одной рубашке, которая плотно облегает тело, смотрит на соблазнительные формы и наверняка желает близости. Она не ошиблась: именно после крестин Хильперик сделал ее своей любовницей, они зачали ребенка, будущего наследника престола (Фредегонда не сомневалась, что будет мальчик), и женщина была преисполнена решимости сделать сына законным наследником, не каким-нибудь бастардом. Для этого нужно было извести его семью, сначала Аудоверу, а потом и остальных. Хрипловатый голос епископа ворвался в ее мысли.

– Вам известно, где королева и крестная дама?

Фредегонда прищурилась:

– Ее величество ждет синьору Геновефу. Я думаю, крестная мать по какой-то причине запаздывает, иначе все давно уже были бы здесь.

Епископ покачал головой:

– К сожалению, я не могу ждать весь день. Идите во дворец и узнайте у госпожи, когда они придут.

Фредегонда повернулась к толпе и заметила управляющего дворцом, Авгульфа, высокого, седовласого, вечно озабоченного, как бы угодить королевской семье. Он тоже посмотрел на нее и умоляюще произнес:

– Прошу вас, дамуазель, пойдите во дворец и поинтересуйтесь, почему королевы до сих пор нет. Мы не можем заставлять ждать монсеньора, – управляющий кивнул в сторону епископа, потиравшего свои белые ладони.

Женщина улыбнулась:

– Конечно, я сделаю это.

Накинув на голову вуаль, она побежала во дворец так быстро, как позволяло ее положение. Стражники пропустили ее без колебаний, и она оказалась в комнате королевы. Старший принц Теодеберт с радостью помчался к бывшей няне, а Меровей лишь бросил на Фредегонду угрюмый взгляд, и она поняла, что Аудовера считала ее своим врагом и настроила