– Действительно бордель. Ох, Юрка, Юрка, как бы ты не влип. Остается уповать на твою опытность и осторожность.

Он тоже бросился в заросли винограда и вынырнул уже на склоне горы. Солнце светило вовсю, море блестело. Лихута ускорил шаг.

– Если Борис и Юрий собираются искать дополнительные приключения, флаг им в руки, – произнес он вслух и направился к дому Истомина. Как и в любом курортном городе, улицы Мидаса были многолюдны только летом, и тогда толпы народу устремлялись потоками в разные стороны. Одни не торопясь шли на море, другие, еще медленнее, возвращались с пляжа, совсем разморенные и красные как раки. Сейчас же улочки были пусты, а половина лотков и магазинов закрыта. Лихута прошагал мимо художника, бойко предлагавшего те же картины, мимо палаток с изделиями из можжевельника и ракушек и стал подниматься по склону к дому Истомина. Хорошенькая брюнетка в красной куртке, шедшая навстречу, мило улыбнулась ему, однако Дмитрий не ответил на ее улыбку. Знакомство с девушками не входило в его планы. Может быть, слишком свежо было расставание с Лилей? Они повстречались довольно долго, но девушка хотела, чтобы психолог оставил Центр, где получал маленькую зарплату, и открыл частный кабинет. Ее отец, известный предприниматель Нижнегорска, давал деньги, однако Лихута отказался. Во-первых, в Центр ходило много людей, нуждавшихся в помощи психолога, которым было не по карману обращаться к частному специалисту, во-вторых, начинать семейную жизнь с такой поддержки тестя Дмитрий не хотел. Лиля, к сожалению, не поняла его. Что ж, говорят, все, что ни делается, – к лучшему. Возможно, они с Лилей не подходили друг другу. Возможно, его счастье еще впереди. Только вот хочется поскорее встретить ту единственную, которая будет мыслить и поступать так же, как он, и которую не испугает его небольшая зарплата. В рассуждениях Лихута не заметил, как дошел до ворот особняка Истомина. Они были открыты. Хозяин сидел в беседке.

– Спорим, эти два неандертальца даже не угостили вас, – сказал он, когда психолог приблизился к нему. – Честно говоря, ваши друзья мне не очень понравились. Вы уверены, что они справятся с задачей? Кстати, Инна Рыбакова не хвалила мне этого Ряшенцева, а даже, наоборот, ругала. Он чуть не упек ее в тюрьму.

– Инне не нужно было скрываться со своим братом, – психолог сел рядом с Борисом Дмитриевичем. Тот открыл кастрюлю, и ароматный пар ударил в ноздри проголодавшемуся Дмитрию. – Против нее были все улики, но она только усугубила свое положение. Юрий все делал по закону.

– Наверное, – не стал спорить хозяин. – Она говорила мне и об этом. Знаете, из ее слов я понял, что ваш Ряшенцев еще тот карьерист. Поймите, мне вовсе не нужно, чтобы он схватил первого попавшегося из четверки моих друзей и засудил его за то, что тот не делал.

– Инна преувеличивает, – усмехнулся Дмитрий. – Ряшенцев не совсем пропащий. И притом рядом буду я. Я ведь нисколько не умаляю свои заслуги, – сказав это, Лихута покраснел. Он страшно не любил хвалить себя, хотя много раз проделывал специальные психологические упражнения и сам говорил пациентам: «Хвалите себя, когда есть за что».

– Вот на вас у меня вся надежда. – Истомин взял в руки глубокую тарелку. – Прекрасная погода, и я опять накрыл в беседке. Дождик кончился, а шторм пока только в белых барашках. Сегодня у нас на обед гороховый суп. Как вы на это смотрите?

– Даже если бы вы дали мне кусок сала с черным хлебом, я смотрел бы на это весьма положительно. – Психолог взял ложку. – А гороховый суп – одно из моих любимых блюд. – Он принялся есть, насыпав в тарелку гренки. Борис Дмитриевич наблюдал за ним с удовольствием. Было видно, что этот человек любил доставлять людям радость. – Почему же вы сами не едите?

Истомин отвел глаза в сторону:

– Представьте себе, почувствовал такой прилив аппетита, что не удержался и навернул супец без вас. Ну и потом я не знал, сколько они вас продержат.

– Правильно сделали. – Лихута потянулся за хлебом. – И хлеб у вас вкусный. Мне кажется, в нашем городе такой не пекут.

– Он называется «Карельский», с добавлением изюма. – Такое знание выдавало в хозяине гурмана, хотя он вряд ли в этом бы признался. – Мне кажется, его делают везде. Поспрашивайте в ваших хлебных ларьках.

– Обязательно. – Психолог снова принялся за суп, и Борис Дмитриевич не отвлекал его.

– На второе котлета по-киевски, – доложил он четко, по-военному. – Любите?

– Еще бы!

Дмитрий уже не помнил, когда он кушал такую котлету в последний раз.

– Бесподобно!

– Вот видите, вы не зря сюда приехали, – обрадовался хозяин. Он подождал, пока его гость расправится со вторым, и налил ему травяного чаю с мятой.

– Опять предлагаю варенье и мед, – сказал Истомин. Психолог зачерпнул ложкой янтарную жидкость.

– Так вы договорились с приятелями? Все готовы ехать завтра на Остров?

– Все готовы и ждут назначенного часа, – ответил хозяин. – Завтра они прибудут сюда, и вы с ними познакомитесь. Может быть, даже в первый день знакомства сделаете какие-нибудь выводы, – он похлопал Лихуту по плечу. – Во всяком случае, я надеюсь на это… А еще надеюсь, что погода не подведет. Март такой коварный. Гораздо лучше отдыхать на природе при хорошей погоде. – Борис Дмитриевич развел руками: – Видите, даже стихами заговорил…

– Я тоже уповаю на удачу, – в тон ему ответил Дмитрий.

Глава 16

Руан, 562 год н. э.

Гордая собой – не зря королева выбрала ее в крестные матери, – Геновефа ехала в церковь в бастерне-паланкине, располагавшемся на спинах двух коней, и посматривала на молодого возницу, который слегка стучал кнутом по спине гнедого коня. Она понимала, что парень не мог заставить их ехать быстрее – на узких грязных улочках лошади не были способны на большее. Кроме того, во многих местах стояли повозки, груженные мясом, колбасами, фруктами и овощами: в такой праздник королевская семья всегда раздавала угощение радостным горожанам – и богатым, и нищим. Угощения было так много, что жители не могли унести все сразу и бросали свертки в разных местах города. Утомленная стуком копыт по немощеной мостовой, Геновефа задремала, но вскоре подскочила, разбуженная громким ржанием. Она увидела стройную фигуру в черном с факелом в руке, услышала крик возницы и его предостерегающие возгласы. Первый конь снова громко заржал и встал на дыбы, сброшенный парень упал в канаву, а следом вывалилась и Геновефа, больно ударившись о булыжник. Красивое платье, отороченное