Шрифт:
Закладка:
Госпожа инспектор кое-как смирилась с кандидатурой нового учителя, но отступить просто так не могла. Она потребовала, чтобы кентавр оделся. Мол, нельзя, чтобы неокрепшие юные умы смущал вид голого по пояс мужчины.
— Дамблдор ей возражает, что кентавр не человек, и следовательно, не мужчина, — с удовольствием вспоминала Спраут. — А та в ответ, что раз не человек, то и учителем быть не может!
— Ну здравствуйте, а Биннс? — перебила Трелони.
— Так директор сразу про него и упомянул! И добавил, что были другие прецеденты, то ли в пятнадцатом веке, то ли в семнадцатом... А Долорес не унимается: пусть кентавр и не человек, но часть его — человеческая, так что он обязан надеть на нее одежду. Вокруг все чуть не в голос с нее смеются, один директор серьезен, как на похоронах. Делает вид, что внимательно обдумывает ее замечание, а потом вежливо уточняет: «Правильно ли я понимаю, уважаемая профессор Амбридж, что одетым можно назвать только того, кто покрыт одеждой не только до пояса, но и ниже?» Долорес хлоп-хлоп глазами, но потом кивает. И тут директор выдает: «Значит, вы предлагаете одеть Флоренца в штаны? И какую именно пару ног?» — «Не надо Флоренца в штаны!» — «Так у вас преподаватель без штанов ходить будет? А как же приличия?»
Сивилла в приступе хохота повалилась на диван. Помона с одобрением наблюдала за ней, радуясь, что от вчерашнего уныния не осталось и следа.
— Короче говоря, Флоренц гуляет по школе в натуральном виде, — заключила Спраут. — И скажу тебе, там есть на что посмотреть. Красавчик синеглазый. А какой торс!
Дальнейшая беседа свелась к сравнительному обсуждению мужских и кентавровых достоинств, в результате чего Сивилла обнаружила, что соскучилась по мужу. И раз она не занята на уроках, то может рвануть к нему незамедлительно. Квиринус должен быть сейчас дома, и если никуда не собирается уходить, то... то не стоит терять времени.
На прорицаниях за нее кентавр пока потрудится. А она, женщина с тонкой душевной организацией, после перенесенного нервного потрясения имеет право на отдых и положительные эмоции.
Пожалуй, в тот день конца февраля только Спраут и Трелони обсуждали кентавра. Несмотря на свой непривычный вид, Флоренц остался почти незамеченным. Хогвартс был занят другим: в «Придире» вышло большое интервью Гарри Поттера, он рассказывал о Том-Кого-Нельзя-Называть. Школа превратилась в читальный зал — увы, нелегальный, потому как на доске объявлений уже красовался очередной декрет, запрещающий журнал Лавгуда. Длинная, с завитушками, подпись Амбридж сопровождалась уморительной лопоухой рожицей с высунутым языком: Пивз не преминул оставить на документе свой «автограф».
После неудачного чаепития в кабинете генинспектора Хранители перестали замечать Долорес. С ней не здоровались, на ее окрики не отвечали, а при встрече старательно облетали стороной, точно брезговали дотронуться. Один полтергейст не оставлял Амбридж вниманием, — чему она была вовсе не рада.
Например, он заметил у ее многочисленных декретов широкие поля, которые так и просились под кисть и карандаш. В итоге за одну ночь доска объявлений у Главного зала расцвела всеми оттенками радуги. Правда, текст документов теперь не разобрал бы и лучший шифровальщик, но, как говорится, искусство требует жертв.
К удивлению и обиде Пивза, Амбридж не оценила его творчество, очистила все листы и заколдовала их на сопротивление цветным чернилам, грифелю и краскам.
Следующей ночью бумаги были щедро размалеваны губной помадой, украденной из косметички «профессора Жабы». Очевидно, в чары закрался изъян.
Больше не надеясь на магию, Амбридж приказала Филчу стеречь доску. Неделю завхоз подкарауливал шумного духа, забросив остальные дела. Он усаживался на стул и первые четверть часа не сводил глаз с развешанных бумаг. Затем усталость и годы брали свое, и вскоре старик уже вовсю храпел, уткнув нос в толстый шарф. Пивз, издеваясь, ставил на его лысину склянки с краской, но сон завхоза был крепок, как директорский «Коллопортус». В конце концов Филч, задремав, свалился со стула, и на том его карьера сторожа закончилась. Амбридж попыталась заставить преподавателей дежурить вместо него, но вовремя смекнула, что они с Пивзом будут заодно. Пришлось ей отступиться, но наиболее проницательные из обитателей Хогвартса догадывались, что это не капитуляция, а подготовка новых пакостей.
Когда Трелони, наслаждаясь непривычной дневной тишиной, шла по вестибюлю к выходу из замка, Пивз как раз завершал очередной шедевр. Заслышав шаги, он нырнул за доску объявлений, но, узнав прорицательницу, вылез, помахал ей рукой с зажатым в ней ядовито-желтым пузырьком, и продолжил творить. Сивилла заговорщицки подмигнула в ответ: третьего дня она снабдила полтергейста собственным лаком для ногтей цвета «безумный лимон» и теперь наблюдала результат.
* * *
Это уже слишком! Слизеринскому декану хватает ежедневных уроков зельеварения, он не обязан и остальное время проводить за лицезрением Гарри Поттера. Подумаешь, гвоздь номера, интервью на полжурнала... С другой стороны, до обывателей хотя бы теперь дойдет, что возвращение Темного Лорда — не мальчишеский вымысел и не старческие фантазии.
Бегло пролистанный «Придира» с колдографией Поттера на обложке отправился в ящик стола.
На столе осталось письмо, полученное вместе с журналом. Квиринус зовет в гости. Напоминает, что скоро день рождения Сивиллы, обещает по такому случаю веселье и славную пирушку.
На рождественское приглашение Снейп ответил сухим отказом. Поздравительную открытку девятого января выбросил, не читая. Новое письмо тоже ждет мусорная корзина. Сколько еще бумаги изведет Квиринус, прежде чем поймет, что Северус больше не хочет с ним общаться?
Не хочет. Не может. Не должен.
Не хочет нести в мирный уют чужой жизни тоскливую злобу, от которой никак не избавиться.
Не может, как еще совсем недавно, послать все проблемы куда подальше и почти расслабиться рядом со старым другом.
Не должен пользоваться доверием беззащитного сквиба и слабой чудаковатой волшебницы он, — предатель и сволочь клейменая. Тем более сейчас, когда Метка в любую минуту готова ударить болью, бросить к повелителю, и кто знает, какой приказ прозвучит в тишине Малфой-мэнора?
А впрочем... Если сквиб готов подставиться под душевные помои, почему бы и не облегчиться? Прийти, вывалить накопившуюся дрянь, — пожалуй, в этом есть известное удовольствие!
