О наши дворы, обусловленные и выверенные своим временем…

Стояли, помнится, все мы ещё новёхонькие. Только познакомились друг с другом. Примеряли подоконники, стояки подъездной сантехники, слышали везде противное жужжание дрелей и перестук молотков.

Мы тогда подлаживались под первых своих жильцов. Подъезды ещё были без хулиганов, а их свежая краска ещё не была испещрена матерными надписями и не облупилась.

Вот сейчас почему-то ещё вспомнились свадьбы. Марш Мендельсона и всякое такое. Свидетели не берегли головы, было молодо, многолюдно, но «в тесноте, да не в обиде».

Проводы помним всем двором в армию, когда провожали, чтобы потом ждать, при этом верно любить. Какая-такая дребедень была, эта звучавшая тогда клятва из молодых трепетных уст девчонки и парнишки, но население-то в наших дворах стало со временем больше, а это значит, что клятвы их были не напрасны.

Похороны, что под марши духовых оркестров, со спуском покойников «на руках» в подъездах. Трудно, когда этаж четвёртый или пятый, идти вниз. Но поднимали и подхватывали. Так было!

Вспомнились ещё автоматы газводы по три копейки стакан. Детские красные галстуки. Школьники в униформах с кокардами на фуражках и подворотничками на тёмно-синих гимнастёрках, школьницы с их белыми бантами и фартучками на выпускных вечерах. Куда всё подевалось?

Сейчас процветают пивные магазинчики с перепутанными шлангами за прилавком. В них любой бок человека точно обмякнет, пузо вспучится пузырём, без атлетической красоты, не говоря о подмоченных подъездах со специфичным после облегчений запахом.

Комсомольцы постарели, превратилась в склочных стариков. Раньше они гарцевали по микрорайону с пивком в бидонах из-под молока и диковинными для того времени полными полиэтиленовыми пакетами, в которых обязательно была дырка, как в песенке про лето.

Спины тогдашних девчат нынче ссутулились, изогнулись дугой к земле, а на ноги будто надели железные вериги. Случилось то, чего больше всего они боялись: морщины. На лицах у них остались несмываемые остатки грима и туши, а их голоса оказались давно прокурены и хрипят басом. Давно те девчата закинули куда-то свои туфли на шпильках, противозачаточные, прикупили себе парики и дешёвую туалетную воду. В больницу они выстроили большую очередь. И ведь раньше из них никто и не думал, что можно спутать камни в почках с камнями из нашего двора.

Мы, например, всем постоянно говорили, что виноват алкоголь. Всё без толку. Пословицы-скороговорки: «Водка — находка», «Пиво — диво», «Вино — вот оно!» знали все тогдашние шалопаи от мала до велика. Из-за дефицита спиртного в магазинах, подъездах — везде веяло ароматами самогона.

По утрам выходили, бывало, всякие там якобы спортсмены в тренировочных костюмах и соображали, трясясь, «на троих».

Не отставали и собачники. Они никогда не убирали за своими питомцами, поэтому весной народу приходилось искать более длинные маршруты передвижения по округе.

Но наши дворы жили и поживали. Домино с громким стуком. Карты в «шестьдесят шесть». Суета мам и нянек в детских песочницах. Но на скамейках у подъездов бабки-то бдительные присутствовали, всегда сидели! Тогда дворовые субботники только чего стоили…

А сейчас во дворах безлюдно, лишь машины с проснувшимися внезапно сигнализациями, которые орут монотонными своими мелодиями, сводят с ума спящих людей.

Наши стены сейчас обшарпаны, глаза обветрены, нет давно заводского утреннего гудка, но ведь есть этот самый микрорайон, наша компания домов с колоритными дворами, собравшаяся гуртом.

Такие мы, гордые хрущёвки, где на малюсеньких кухоньках готовят, а в смежной комнате обедают, где и холодильник-то некуда воткнуть, нет места, а в коридорах вовсе не разминуться. Но зато как всё уютно, в своём времени.

Конечно, новому городу мы мешаем своей древностью и необустроенностью, занимаем много места. Мы источаем грусть, ностальгию даже в нашем неповторимом облике.

А недавно тот же самый архитектор вечером пришёл к своему новому макету-детищу, который изготовил для стройки на нашем месте. Он долго смотрел на новые бумажные белые дома, дороги, светофорики и машинки. Он что-то вспомнил. Из божественных его глаз даже капнула слеза. Окропила, приговорила нас.

Но вон уже появилась и молот-баба. Она двинулась к нам из переулка, испугав наших ласточек, и те быстро куда-то скрылись. Эта махина прибыла по нашу душу. Скоро она живо закрутит своей стрелой, начнёт бить и разрушать наши стены большим болтающимся, беспощадным металлическим шаром.

И уже совсем скоро на этом месте вместо нас будет много камней, щебня, осколков наших сердец. Подоспевшие самосвалы всё увезут, освободят место. Пожалуйста, можно будет строить.

Это действие начнётся и закончится, умрёт и всё воскреснет…

Только память…

Ну, а что память? Она тут одна затеряется вперемешку с птичьими пёрышками, которые слетят с наших крыш из тех упомянутых гнёзд.

— Можно сэлфи на память последнее? Архитектор, хотим с вами! Уважьте нас! Услышьте! Это так серьёзно! Божественный!

Вдруг шар ударил по сердцу, обрушил целый кусок стены… Зазвенели осколки наших глаз, померкло солнце.

— Больно! Пощадите! Наши постаревшие ангелы, да где же вы?

Это не сварка

Обрыв под ногами. Дальше, если смотреть вперёд, будет почти безлесная пойма большой реки, которую саму не видно, но её чувствуешь по пролёту над ней чаек, по доносящимся изредка оттуда гудкам и звукам моторов

лодок. На другом берегу, как на ладони, виден город. Это место сплошного нагромождения зданий. Они стоят под зонтами крыш из красной кровли, стоят кучно, как грибы в лесу, и притягивают к себе взгляды. Шляпы этих грибов чуть загадочны и своеобразны, настолько позволяет воображение. Дым из печных труб здесь сливается с атмосферой и приближает горизонт.

Солнце встало и сейчас за спиной. Ваша тень скользит с обрыва на пойменный луг. Тишина то и дело разрезается жужжанием крыльев каких-то больших мух или пчёл. В этой идиллической атмосфере все, кто сюда попадает, долго стоят на обрыве и начинают чувствовать свой почти материальный взгляд туда, через реку на город. И взгляд летит, шарит по домам, деревьям, стройкам города. Наконец, он устремляется выше на летающих тут и там птиц, причудливые облака, которые вытянулись почему-то в красноватую линию. Вы запросто включаете воображение и оказываетесь в прошлом и будущем одновременно. Вы попадаете через портал в другую реальность. Тогда вы начинаете гордиться тем, что можете запросто летать, что вы родились здесь, сюда на обрыв снова пришли.

Но вдруг резануло по глазам. Город ответил ярчайшей вспышкой света. Что это? Включили прожектор? Сварка? Пришлось рукой закрывать глаза. Из любопытства вы снова пытаетесь рассмотреть, в чём дело.