Но что это? Ещё один звук и движение в посадке? Точно. Пассажирский. Курс — туча. У поезда нет страха! Вперёд!

Она летит…

Он летит…

И туча ответила. Да так, будто решила проглотить этого забияку и наглеца, выпустила вдруг из себя на свободу огромные тяжёлые капли. Ветер задул порывами, почти горизонтально, распылял и мельчил эти капли.

Через мгновение видимость исчезла, а вместе с ней и поезд, который посмел бросить вызов природе. Тополя качались, пригибались и снова вставали, хотя это было очень трудно. Порывы ветра отрывали на них ветки, и те легко подхватывались шквалом.

Вот так льёт! Вот так бушует ветер! Вот так вам! Вот так всем! Громом ещё и ещё! И чтобы от молний урон! И чтобы залило!

Ага, страшно? Песчинки!

Дождь как-то неожиданно прекратился, только редкие капли били по лужам, оставляя крупные пузыри в ручьях и канавах.

Слава Богу, живы! Посадка осталась стоять, маня вдаль. А одежда потом высохнет…

Отражение

Смотрю в зеркало. Увидел тебя. Вспомнил, как всё у нас было. Утро моложавое там увидел.

Небо уже светлое, звёзды исчезли, а солнца ещё нет — рановато!

Силуэты домов обрисовались и своими контурами заполнили весь задний план картинки.

А ты сегодня печальная, глаза выдают. Помнишь, как ты доказывала, что утро — это моя территория, а вечер — твоя. Про жаворонка и сову, помнишь?

Знаешь, я ищу в зеркале чего-то, что успокаивает душу, зная, что любовь успокаивает. Но разве можно её, эту любовь, увидеть, потрогать? Это только в миру этого нельзя, но в зеркале — можно!

Вон как всё обернулось. Пришёл домой, а тебя нет — исчезла куда-то вместе с этой самой любовью. Дала мне предметный урок выживания.

А зеркало какое-то тусклое, и краски в нём неяркие. Утренний туман по углам съедает реальность, делает тебя расплывчатой.

Запела птичка: «Кьюи! Кьюи!». Это, наверно, ты прилетела обратно. Узнал по интонации, по голосу.

Сегодня, сейчас жизнь сделала маленький шажок, добавила кому-то и тебе морщин, забот, тревог, утренних слёз, а вечернюю реальность перевела сюда в зазеркалье.

Только здесь, в зазеркалье, можно связать события разной давности в один миг. Там смотрю на тебя, улыбаюсь. Глаза только выдают — пустое это всё.

Абрисы домов, деревья то голые, то покрыты листвой: это как посмотреть, как повернуть чуть зеркало. Эх, погрустить бы сейчас нам вместе, поокать, поакать, поплакать, наконец!

Сейчас у нас лето, а в зеркале, наверно, осень с прожилками инея на окнах тамошних домов.

Скорая заорала сиреной — это здесь, а птичье «Кьюи, кьюи!» — это там. Самой грани сегодня и вчера сейчас нет!

В зеркале проступили большие глаза, которые выдают свою Надежду. Обрисовался и мой силуэт с лучом солнечным: обросший, пришибленный разлукой.

Вот так зеркало всё переменило, приблизило. Меня лицом к реальности. Тебя — к мудрости. Окунулись мы с тобой в этот мир с головой. Всё сходится: и то, и это, и что надо не позабыть.

Кофе? Утро же. Кофе в зеркале уже точно есть. Интересно, что он там появился немного раньше, чем здесь на столе. Стоит, дымится.

Так бежит моя жизнь. Успевай подстраиваться. Живи красиво, только мозоли выводи.

Добро утра

Я проснулся неожиданно от шума. Шёл утренний дождь. Он громко бил своими каплями по подоконнику, монотонно, призывно, как бы хотел сказать мне, что пора просыпаться. А, может быть, он хотел мне сказать что-то другое, открыть какую-то свою тайну. Мне захотелось распахнуть окно, чтобы быть рядом с этим неожиданным чудом.

Тучи были очень необычные, рваные и многослойные. Это они посылали дождь к земле, чтобы он вершил своё дело: стучал по подоконнику, будил меня, мочил и чернил асфальт во дворе, грибки на детской площадке, весело шумел. Его крупные капли падали на листья, и те отвечали ему своим приятным шорохом.

Но вот небо начало постепенно светлеть, и теперь уже стали видны барашки на тучах, и становилось понятно, что дождь скоро закончится. Но тот продолжал пока также мерно стучать по подоконнику.

Я стоял у открытого окна. Капли дождя били по подоконнику, разбивались об него и брызгами слегка попадали на моё лицо, окончательно будили меня, гнали сон.

На востоке в тучах окончательно просветлело, тут и там стали появляться разрывы, а барашки уже были везде. Через рваные края туч, их многослойные построения начало сначала угадываться положение солнца, а потом и его первый луч долетел до земли, попал в моё открытое окно.

Эта яркая, пока ещё размытая облаками точка осветила уже двор, становилась всё больше и больше. Чёрные рваные тучи нижнего слоя — это остатки огромных грозных дневных, их в народе называют рваниной, быстро перемещались по небосклону. Стайка птиц пролетела чуть ниже и их не заметила, сразу скрывшись за крышей соседнего дома.

Постепенно дождь перестал сильно барабанить, стих шум падающих капель, и как-то сразу наступила тишина. Солнце через большие уже прорехи вовсю терзало остатки туч и приятно освещало двор.

Дождь прекратился. Если он до обеда, значит, жди тёплого летнего дня. Это-то, наверно, и хотел сказать утренний дождик, разбудивший меня.

Это чувство трансформировалось во мне и вылилось на белый лист бумаги. А потом я уже стал читать тебе этот утренний этюд.

Купание в феврале

Вот и февраль, словно каток, наехал своими барханами-сугробами в чётком соответствии с календарём. День заметно прибавился по сравнению с декабрём и январём, открыв для себя, что уже может запросто конкурировать с ночью. Очень скоро весна.

Как же коротышка-февраль нам может быть интересен? Да так, что весну очень ждёшь! Начало, конечно, может быть морозным и трескучим, зато конец его — это настоящее чудо. Снег на солнце везде покрывается ледяными корочками, под которыми солнце собирается в одну точку, начинает действовать на искрящиеся снежинки. Если проникнуть внутрь этих камер солнечного тепла, то можно увидеть, как белые снежинки, нежные создания зимы, превращаются в маленькие капельки, которые в свою очередь ещё больше начинают усиливать действие светила.

Повсюду слышится тихий треск: то обвалилась, чтобы растаять, очередная ледяная бляшка одной из камер, образуя на поверхности сугроба углубление от таяния. Сам же сугроб на поверхности, куда не может попасть пока солнце, остаётся с теневой стороны белым, а с другой стороны становится весь в талых солнечных бороздах.

Конечно, ещё дни коротки, и действие лучей пока мало, но по морозным ночам всё растаявшее затвердевает, превращаясь в рыхлую рассыпающуюся на хрупкие