Кэйити, войдя в ворота, незаметно для жильцов дома поднимал голову и улыбался по-особому. Его улыбка предназначалась жене, вышедшей на балкон встречать мужа, – ей одной. Касуми это возбуждало. Когда он возвращался засветло, его улыбка была хорошо видна, а в темноте свет фонаря у ворот не доставал до лица и улыбка пряталась в тени деревьев. Поэтому Касуми хотелось, чтобы муж всегда приходил домой до сумерек, но она никогда не высказывала этого желания вслух.

Нечего и говорить о том, что начиналось, едва Саваи, поднявшись по лестнице, открывал дверь в квартиру.

Касуми не могла отрицать, что пребывала в состоянии, близком к наркозу. Конечно, реальная жизнь отличалась от мечты: она училась рассчитывать семейный бюджет, торговаться с зеленщиком или в рыбной лавке, но к ее приятному наркозу все это отношения не имело.

Кэйити был не из тех мужчин, которые после свадьбы превращаются в деспота. Он по-прежнему говорил грубовато и много шутил, не лез в бытовые дела, был своенравен, но не создавал сложностей и вообще в повседневной жизни производил впечатление заурядного служащего. И он не притворялся – Касуми явно его переоценивала, считая диким, необузданным. Он безоглядно любил Касуми и показывал это физически, а его жизнерадостный, веселый характер проявлялся в замечаниях вроде:

– Эй, как ты хорошо сейчас улыбнулась. Нет, не так прямо. На треть лицо у тебя оказалось под лампой, ты повернулась ко мне и засмеялась. Да, вот так. Хорошо, вот так!

Касуми это радовало. После таких слов всегда следовал поцелуй. Словесное одобрение сразу же подкреплялось прикосновением губ.

Дома они были друг с другом очень откровенны, но одного вопроса оба заботливо не касались: самодовольных рассказов Кэйити о его любовных похождениях, о которых он когда-то так воодушевленно рассуждал, а Касуми с таким же воодушевлением слушала. Оба замечательно научились обходить запретную тему и ловко избегали даже близких к ней разговоров.

Например, Кэйити лежа листал еженедельный журнал и показывал Касуми страницу:

– С ума сойти! Брачный аферист! Семь женщин обманул, обещал жениться. Да ему уже за сорок. Лысеет, рожа какая-то бесцветная. Смотри, вот его фотография.

– Да уж, неприятное лицо.

Касуми так и подмывало сказать: «Ты-то не можешь похвастаться семью женщинами».

Однако она одергивала себя и молчала. И вовсе не потому, что специально сдерживалась или чувствовала близкую опасность. Кэйити поступал точно так же: сначала он, скорее всего, неосознанно показывал фотографию в журнале, но на этом сворачивал разговор, который мог привести к неприятностям.

Таким образом, все кончалось благополучно. Правда, в подобные минуты у Касуми молнией мелькала какая-то мысль, но вскоре, не оседая в душе, забывалась.

Самым запретным было упоминать Асако из «Эльдорадо».

Поскольку Асако не появилась на церемонии и не пыталась помешать свадебному путешествию, она либо не знала о свадьбе, либо Кэйити сумел ее убедить, что никогда не женится на ней. Касуми не спрашивала, но, видя, как муж, который раньше из-за этого места себе не находил, а теперь живет спокойно и ни о чем не тревожится, считала, что причина в последнем. Тем не менее какая-то неопределенность, нечто нерешенное тайным черным облаком маячило на горизонте мирной жизни Касуми.

Бывало, что в свободное время днем она думала об этом и вдруг на нее накатывало беспокойство. Однажды она хотела позвонить Тиэко, попросить о помощи и как-то решить эту проблему, но испугалась, что положит начало крушению спокойного, прочного счастья, и предпочла остаться человеком, несущим в руках хрупкий стеклянный аквариум с золотой рыбкой.

Но в начале декабря на Касуми неожиданно свалилось то, что ее так пугало.

21

Это случилось где-то после четырех часов пополудни девятого декабря – такое не забыть. Ясный день уже клонился к закату, из окна в промежутках между голыми ветвями деревьев просматривались овеваемые сухим ветром поля зеленого лука в долине. На западе лучи заходящего солнца падали на засохшую ветку гигантской дзельквы, где пламенело что-то странное, похожее на птичье гнездо. Маленькие веточки поддерживали это пунцовое гнездо, и казалось, что оттуда вот-вот вылетит сказочная птица. На ужин Касуми готовила свиные отбивные и решила поставить жариться мясо уже после прихода Кэйити, а пока резала на кухне яблоки, чтобы сделать к отбивным соус. Она любила, занимаясь делами на кухне, включить радио и слушать джаз. Вдруг почему-то вспомнилось, как они с Тиэко часто готовились к экзаменам в джазовом кафе.

Касуми задумалась о Тиэко. Она все собиралась рассказать об отчете детектива, где говорилось о сожительстве Маки с официанткой, но случая не представилось и пока подруга ничего не знала. А тут еще Тиэко, что было не в ее характере, по уши влюбилась в Маки и во время редких встреч с Касуми расхваливала его. Поэтому Касуми тем более не могла ее разочаровывать.

В одиночестве нарезая на кухне яблоки, Касуми мысленно перебирала приятные воспоминания времен учебы в университете, будто смотрела на пейзаж за стеклянной стеной: радости и горести подруги, которые она принимала близко к сердцу, ее личные маленькие радости и несчастья теперь казались горошинами – так выглядят с крыши прохожие внизу. Касуми не считала, что стала равнодушной. Не считала себя эгоисткой. Но за месяц замужества она, хоть и не пережила никаких потрясений, обрела уверенность, что с женской точки зрения отлично понимает реальную жизнь. Любовные истории незамужней университетской подруги быстро стали выглядеть по-детски наивными.

Прозвенел звонок. Касуми удивилась, что муж вернулся так рано. Подбежала к двери, повернула ключ.

– Ты рано. Я еще на кухне вожусь! – громко сказала она, но за дверью стояла молодая женщина.

Каким-то шестым чувством Касуми поняла, что перед ней Асако из «Эльдорадо», и кровь отхлынула у нее от лица.

Женщина оказалась совсем не такой, как Касуми себе представляла. Большие глаза, покрасневшие и очень усталые. Острый подбородок и правильный изящный нос почему-то выглядели жалко. В целом она была красива, однако производила вульгарное впечатление, словно картина с излишне четкими линиями. Эти резкие линии залегли тенями под глазами, по бокам от носа, под тонкими губами и смотрелись как грязь. На женщине было зеленое пальто, шея обмотана кирпичного цвета шарфом – вполне гармоничное сочетание. Касуми, не меняясь в лице, окинула ее взглядом и спокойно спросила:

– Вы кто?

– Меня зовут Асако, вряд ли вы знаете. Ваш муж дома?

– Нет.

– Тогда я подожду.

Она шагнула через порог решительно и непреклонно, завела руку за спину и закрыла за собой дверь. Касуми не успела ни