— Давайте расставим все точки над «Ь>, — предложил Уолкер. — Защита от насильственных действий со стороны супруга вполне законна, но это должен быть эмоциональный взрыв, экспромт. А Кармен обдумала все заранее. Узнав, что Шлюп возвращается домой, она купила пистолет. Все документы на оружие проходят через мой офис, поэтому я знаю, что говорю.

Ричер промолчал.

— Я знаю ее, — продолжал Уолкер. — Шлюп был моим другом, следовательно, я был знаком с ней почти столько же, сколько и Шлюп. И довольно близко.

— И?

Уолкер покачал головой:

— Кармен говорила вам, что она родом из семьи богатых виноделов, живущих к северу от Сан-Франциско. Что она познакомилась со Шлюпом в университете, забеременела от него и они вынуждены были пожениться, верно?

Ричер молчал.

— Хорошо, — продолжал Уолкер. — Строго говоря, все, что она вам рассказала, — это лишь слухи, которые суд рассматривать не станет. Ее адвокат будет лезть из кожи вон, чтобы склонить суд к рассмотрению этих слухов, поскольку это имеет отношение к ее душевному состоянию. Само собой разумеется, что практически любой окружной прокурор боролся бы с этим, но наша прокуратура не станет этого делать. Поскольку известно, что семейное насилие может быть скрытым.

— Так в чем же проблема?

— Проблема в том, что, если вы будете выступать свидетелем, вас подвергнут перекрестному допросу.

— И что?

Уолкер сказал, не поднимая взгляда от стола:

— Предполагаю, преступление было обдумано очень тщательно. Она долго думала, потом попыталась нанять вас, а в качестве платы предложила вам секс.

Ричер молчал.

— Если я прав, — продолжал Уолкер, — все это вылезет наружу во время перекрестного допроса. Вот тут-то встанет вопрос о том, насколько ей вообще можно доверять. Мы зададим вам вопросы, ответы на которые нам уже известны. Поначалу мы будем спрашивать у вас о вещах вполне невинных, к примеру кто она и откуда. Вы поведаете нам о том, что она вам рассказывала, и доверия к ее словам как не бывало. Следующая остановка — казнь при помощи смертельной инъекции.

— Почему?

— Потому что она большая выдумщица. Она вам говорила, что происходит из семьи богатых виноделов?

— Более или менее. А что, это не так?

— Она родилась в одном из бедных латиноамериканских кварталов на юге Лос-Анджелеса. О ее родителях ничего никому не известно. Полагаю, что и ей самой.

Ричер пожал плечами:

— То, что человек скрывает свое скромное происхождение, — это еще не преступление.

— Она никогда не училась в Лос-Анджелесском университете, Она была стриптизершей. Шлюп познакомился с ней на вечеринке. Когда она забеременела, Шлюп поступил так, как подобает порядочному человеку.

— Даже если все это правда, это не оправдывает избиения.

— Конечно, нет. Но дело-то как раз в том, что он ее не бил. Я знал Шлюпа. Он был человеком сложным. Не все его качества были положительными. Он был немного легкомыслен в бизнесе, немного нечист на руку. Но он был техасским джентльменом, а понятие джентльменства в Техасе подразумевает, что вы никогда не поднимете руку на женщину.

— Что же еще вы можете сказать? Ведь вы его друг.

— Я вас понимаю, — согласился Уолкер. — Но говорить здесь больше не о чем. Никаких доказательств, никаких свидетелей, абсолютно ничего. Мы, конечно, затребуем ее медицинскую карту, но особо на нее не надейтесь.

— Вы сказали, что семейное насилие может быть скрытым.

— Настолько скрытым? Пока вы не поведали эту историю Алисе Аарон, ни один человек во всем Техасе, кроме вас, даже не подозревал о насилии в их семье. Но, если вы все же решите ее защищать, тогда вам придется рассказать и о других фактах, которые свидетельствуют о ее лживости. Например, она говорила, что донесла на Шлюпа в налоговую службу?

— Да, говорила.

Уолкер отрицательно качнул головой:

— Они вычислили его по каким-то банковским проводкам. Это был случайный, побочный результат налоговой проверки другого лица. Кармен — лгунья, Ричер.

— Так к чему же тогда весь этот наш разговор?

— А к тому, что я не стремлюсь любой ценой защитить репутацию своего друга. Если ее мотивом было что-либо недостойное, вроде денег, тогда ее стоит утопить. Однако, если в ее медицинской карте найдется что-нибудь хоть отдаленно намекающее на возможные избиения, я хочу попытаться ее спасти.

Ричер промолчал.

— Хорошо. Я все же хочу выиграть выборы. Вернее, и то, и другое. Спасти и ее, и себя. И Элли тоже.

— Итак, что вам понадобится от меня?

— Если мы договоримся, я хочу, чтобы вы солгали в суде. Я хочу, чтобы вы повторили все, что она вам рассказывала об избиениях, и видоизменили все другие ее истории.

— Не знаю, — ответил Ричер.

— Я тоже. Но может быть, до суда все же не дойдет. Если в медицинских документах будет достаточно неопределенности, чтобы толковать их двояко, тогда, может быть, и удастся обосновать полное снятие обвинения.

— Вы уверены?

Уолкер снова вздохнул:

— Нет, конечно, не уверен. Но это спасет Кармен. А Шлюп любил ее, Ричер. Трудно даже представить то осуждение, которое эта любовь вызвала в его семье. Я полагаю, он, не задумываясь, обменял бы свою репутацию на ее жизнь.

Ричер пожал плечами и поднялся со стула.

— Надеюсь, вы понимаете, что все это не должно выйти за пределы этого кабинета? — спросил Уолкер.

— Свяжитесь со мной, — сказал Ричер и вышел из кабинета. 

 ГЛАВА IX

— Так что, бил он Кармен? — спросила Алиса.

— Она меня убедила, — ответил Ричер. — У меня на этот счет нет никаких сомнений.

Они сидели но разные стороны стола Алисы в юридической консультации. Алиса откинулась в кресле, заложив за голову мокрые от пота руки. Рубашка Ричера была мокрой насквозь. Он подумывал о том, что намеченный ей трехдневный жизненный цикл придется сократить.

— Тебе здесь все ясно с юридической точки зрения?

Ричер кивнул:

— Если и было насилие, она все испортила своими приготовлениями. Если не было, тогда это умышленное убийство без смягчающих обстоятельств. Но доверия ей не будет, поскольку она лжет и преувеличивает. Ее песенка была бы спета, если бы Уолкер не желал так страстно судейской мантии.

— Именно так, — подытожила Алиса.

— Ты рада, что тебе