Шрифт:
Закладка:
Старую одежду он засунул в стоявшее в туалете мусорное ведро. Вернулся в торговый зал и заплатил тридцать долларов наличными.
В центре Пекоса на перекрестке он повернул налево и, как и сказала судебный пристав, оказался на улице, по обеим сторонам которой сплошь выстроились конторы поручителей и юридические консультации. Через оконное стекло было видно, что во всех консультациях стоят письменные столы со стульями для клиентов, а также имеются комнаты ожидания. Двадцать минут девятого все стулья были уже заняты. Все клиенты были испаноамериканцами. Так же, как некоторые из адвокатов. Но в общем публика была смешанной. Мужчины, женщины, молодые, старые, жизнерадостные, подавленные. Все они выглядели крайне взволнованными.
Ричер выбрал ту единственную консультацию, где перед одним из адвокатов стоял пустой стул. Адвокатом была молодая, лет двадцати пяти женщина с коротко подстриженными, темными, густыми волосами. Вместо блузки на ней был белый спортивный лифчик, а на спинке стула висела кожаная куртка. Она разговаривала по телефону.
Ричер подошел к ее столу и сел. Она на секунду подняла на него взгляд, но продолжила свой разговор. У нее были темные глаза и белые зубы. Она говорила по-испански медленно и достаточно сбивчиво, так что Ричер вполне мог уловить суть разговора. Она говорила:
— Да, мы выиграли дело, но он так и не заплатил.
Ричер изучал ее лицо. Она была расстроена и еле сдерживала слезы разочарования. Она сказала: «Я перезвоню попозже» — и повесила трубку.
Затем она посмотрела прямо перед собой, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов через нос. Открыла глаза, бросила папку в ящик стола и сосредоточила внимание на Ричере.
— Проблемы? — поинтересовался он.
Она пожала плечами и кивнула:
— Выигрыш в суде — это только половина дела. А иногда и гораздо меньше половины.
— Какой-то дядя не хочет раскошеливаться?
Она снова кивнула.
— Пьяный ранчер врезался на своей машине в грузовичок моего клиента. Травмы получили мой клиент, его жена и двое детей. Было время сбора урожая, они не смогли работать в поле и весь его потеряли. Сладкий перец. Весь сгнил на корню. Мы подали иск, выиграли дело, но он не платит. Он ждет, когда голод погонит их обратно в Мексику.
— У них не было страховки?
— Страховка слишком дорого стоит. Все, что мы могли, вчинить иск самому ранчеру.
— Не везет, — заметил Ричер.
— Немыслимо, — продолжала она. — То, через что пришлось пройти этим людям, просто не укладывается в голове. Их старшего сына застрелил пограничный патруль.
— Не может быть!
Она кивнула:
— Двенадцать лет назад. Они переходили границу ночью, в темноте за ними погнался вооруженный патруль, и их старший сын был убит. Они его похоронили и пошли дальше.
— Какие-нибудь шаги по этому поводу были предприняты?
— Вы смеетесь? Они были нелегалами. Они не могли сделать ничего. Сейчас они наконец устроились, прошли через процедуру иммиграционной амнистии. Мы пытаемся приучить их доверять закону, а потом случается что-нибудь подобное. И все-таки, чем я могу вам помочь?
— Не мне, — ответил Ричер. — Одной моей знакомой.
— Ей нужен адвокат?
— Вчера вечером она застрелила мужа. Он ее избивал.
— Он мертв?
— Мертвее не бывает.
Женщина достала откуда-то желтый блокнотик.
— Ваше имя? — спросила она.
— Ричер. А ваше?
Она записала «Ричер» в верхней строке.
— Алиса. Алиса Аманда Аарон.
— Вам непременно надо заняться частной практикой. Ваше имя будет стоять первым в телефонном справочнике.
Она улыбнулась. Еле заметно:
— Когда-нибудь я так и сделаю. А сейчас я выполняю условия пятилетней сделки с собственной совестью.
— Платите по счетам?
— Искупаю грехи. Грех собственного везения. Грех того, что окончила юридический факультет Гарварда, что родилась в семье, где двадцать тысяч долларов — это обычный ежемесячный взнос за кооперативную квартиру на Парк-авеню, а не деньги, которые решают, переживешь ты зиму или нет. Так расскажите мне о женщине, с которой вы дружите.
— Ее зовут Кармен Грир, а мужа звали Шлюп Грир. Избиения прекратились полтора года назад, поскольку он сидел в тюрьме за неуплату налогов. Вчера он освободился и все началось по новой, и она его застрелила. Доказательства и свидетелей найти будет крайне трудно.
— Травмы? — спросила Алиса, не отрываясь от записей.
— Достаточно серьезные. Но она всегда выдавала их за несчастные случаи.
— Но избиения и в самом деле имели место?
— Лично я в этом не сомневаюсь. И еще за нее нужно внести залог. Сегодня.
— Залог? — Алиса уставилась на него как на умалишенного. — Сегодня? Даже и не думайте.
— У нее есть дочка шести с половиной лет.
— Это не важно. У всех есть дети. Есть два способа вытащить обвиняемого под залог в подобном случае: мы готовим полномасштабные слушания по поводу освобождения обвиняемой под залог. Но мы к этому не готовы. Чтобы подготовиться к процессу, потребуется несколько месяцев.
— Почему?
— У нас только ее слово против репутации убитого. Если мы не найдем очевидцев, мы должны будем просить судью, чтоб он приобщил к делу ее медицинские карты, и найти доказательства того, что ее травмы не были результатом падений с лошади. Кроме того, абсолютно ясно, что у нее нет денег — иначе вы бы здесь не сидели, — следовательно, нам нужно будет найти экспертов, согласных работать бесплатно.
Ричер огляделся вокруг:
— Вы говорили о двух способах.
— Второй способ таков: мы уговариваем окружного прокурора не выступать против нашего ходатайства. Тогда все будет зависеть от того, какую позицию займет судья.
— Хак Уолкер был другом детства Шлюпа Грира.
Алиса опять пожала плечами:
— Замечательно. Забудьте о залоге.
— Но вы возьметесь за дело?
— Конечно, возьмусь. Я позвоню Хаку в офис и навещу Кармен. Но это все, что я сейчас могу сделать. Понимаете?
Ричер отрицательно качнул головой:
— Не вполне. Я хочу, чтобы вы принялись за работу прямо сейчас.
— Не могу. По меньшей мере несколько месяцев. Все мое время
