обсуждают шляпки. И не там, на Смутных Тропах, от зова которых я пробудил её ночью. Причина — даже не в странных приглашениях и таинственной папке, но где-то — за ними, там… в маленьком городке, куда почему-то съедутся показывать своё искусство лучшие дрессировщики Кайетты.

— Какое весеннее задание, — мурлычет Аманда, не разжимая зубов. — Весеннее и безумное, словно грифоны в гон. Можно как следует пошалить, повеселиться, нет ли? Что ты грустна, сладкая? Это предчувствие варга?

— Предчувствие варга, — отвечает Гриз ровным, почти дремотным голосом. Тогда как глаза тревожны. — Предчувствие встречи…

Нойя кивает важно и воздевает палец вверх.

— И я не удивлена сладенькая. В конце концов, когда ступаешь по весенним тропам — можно встретить кого угодно.

Глава 1

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Городок был пряничным. Сдобные красные домики с кремовыми занавесочками и глазурью зелёной черепицы. Цветочки в подвесных вазонах — явно засахаренные. Даже храмы были — храмики: вафельно-золотистые, с каплями сиропных куполов.

Городок пах ванилью и имбирём. И прямо-таки приглашал отломить кусочек себя, помакать в молочко и прожевать с аппетитом.

— Обож-ж-жаю маленькие городки, — промурлыкала Аманда, покрепче беря меня под руку. — В них есть что-то особенное, не правда ли, сладкий?

В Зеермахе особенным был культ кренделя. Мы миновали не меньше дюжины лавок, над которыми виднелась позолоченная загогулина. Может быть, особенными можно было ещё посчитать взгляды, которыми местная публика кушала нас.

— В маленьких милых городах вечно что-то случается, — журчала Аманда, вся фиолетово-туманная, в широчайшей шляпе с перьями и вуалями. — Фениа, сожжённая фениксами во время Воздушных войн. Энкер и его Дитя…

Я постарался выглядеть обнадёженным по самые печёночки. Это далось трудненько: цилиндр настраивал на солидность, трость с тяжёлым набалдашником — на тяжеловесность. Бархатная зелёная куртка настраивала почему-то на пиво, но возможно — это уже мой собственный организм.

— … а это чудное местечко выглядит так, словно здесь можно встретить саму Странницу в любом из её обличий. Разве это не будоражит? Разве не заставляет кровь быстрее бежать по венам?

Не знаю, разве что вызывает нервную чесотку, да бурчание в животе. Кажись, это всё-таки не голод, а крыса. Родному инстинкту многое не по нраву: например, чертовски здоровая для пряничного городочка площадь, на которой расположилось больше дюжины шатров да ещё загоны и торговые лотки.

— Ах, как же хорошо, что мы выбрались, — ворковала нойя, лавируя среди урн для пожертвований. — Романтично, не так ли? О, медовый, что ты так хмур, разве это нельзя считать свиданием? Разве тебе не хватает чего-то в этом превосходном, милом городочке?

— Да нет, я бы даже сказал — есть кое-что лишнее.

— Что, например?

— Да, — вмешался голос позади, — например, что, господин Эззиаль-Рэччер?

Я покосился через плечо туда, где располагался дополнительный аксессуар к нашей с Амандой семейной эксцентричности.

— Я-то думал, телохранителям положено молчать.

И быть незаметными, угу. Нэйш в невзрачно-сером костюмчике был незаметен за моим плечом, как башня Кормчей посередь Акантора.

— Полагаю, меня наняли не за молчание, а за… другие способности.

— О, он полон скрытых достоинств, не так ли? — Аманда обогрела устранителя улыбкой. — Милый, не дуйся, не могла же я уступить его кузине Гретенде. Ей, кажется, так хотелось побыть наедине со своим секретарём… ах, тем рыжим мальчиком, всё никак не запомню имя. И согласись, мы не могли отправить его с нашей милой дочуркой: это было бы так непристойно… а ещё гувернантка, Мелли, такая нервная деточка!

Нервно метающая ножи деточка, да.

— И потом, он не будет нам мешать, не будет ведь, правда? А иначе мы же можем его наказать. Очень изобретательно… да?

Сразу три семейные парочки поблизости поперхнулись слюной. Уровень нашей эксцентричности взлетел до небывалых высот.

Так что мне бы, по-хорошему, полагалось проникнуться.

Но решительно всё было отвратно.

Пряничный городок со сладким запахом, и позолоченные крендели, и буклетики о добродетели, урны для пожертвований и кислолицые матроны возле них (с такими укоряющими взорами, что невольно начинает чесаться кошелёк). И проходящие строем экскурсии — воспитанницы пансионов в передничках, сиротки в одинаковых курточках, и благовоспитанные барышни с мамашами — сплошь состоящие из кружевных манжеточек и зонтиков.

Липучие, обшаривающие взгляды — этих самых мамаш, и барышень, и местных кумушек. В последний раз я себя так чувствовал в допросной Корпуса тайных и внутренних — и даже там тебе не пытались так влезть под кожу. Само-то собой, мы тут для этого и есть — привлекать внимание и осматриваться поверху, пока остальные поглядят как следует. Только вот…

Взгляды были уж слишком одинаковыми. На Аманду — на меня — туда, за плечо. С одним и тем же выражением гнусного пониманьица.

Я тоже кое-что понимал. Например — что вряд ли являю что-то настолько же неотразимое, как «клык». Что на его фоне я самую малость проигрываю. И я не думал сердиться на Аманду за её милое кокетство в сторону Нэйша — нойя любят игры, почему бы вместе с якобы-телохранителем не подразнить якобы-муженька. С которым после первого поцелуя дела особо не движутся. И которому, кажись, вряд ли светит нормальная свиданка. Или что-нибудь кроме флирта да ещё нескольких поцелуйчиков.

Нойя ведь чертовски ценят красоту.

Кто бы ни подсунул Гриз эти легенды, он от души посмеялся над ролями. Осталось понять — какого вира меня это так заботит. В конце концов, есть куча женщин, с которыми я могу отвратительно смотреться вместе. И если бы ещё…

— Дивные розы, дорогой! Отлично смотрелись бы в нашем саду!

Аманда бросила пару монет в урну («Пожертвования на храм Травницы») и выхватила из рук у жрицы пару роз. Приколола одну к себе на грудь. Нагнулась — пристроить вторую к отвороту моей куртки. Шепнула:

— Не грусти, сладкий. Нойя говорят — от заросшего вира не знаешь, чего ждать. Весна обязана привести по своим тропам кого-нибудь интересного. Видишь того милого мальчика?

Возле лотков с сидром мыкался тощий парнишка. В приличном бледно-зелёном плащике, изящной шляпке и с видом того, кто уж всяко собирается чего-нибудь отчебучить. За годы в Корпусе Закона я научился определять таких ребят как следует.

— Не вор, — теперь уже с обольстительной улыбочкой ворковал я. — Слишком прилично одет. Неопытен — сильно нервничает. Я бы за ним присмотрел.

Бледненькое лицо парниши выражает болезненную сосредоточенность. А шмыгающие глаза горят нездоровым огнём. И