Шрифт:
Закладка:
— Понятно, — кивнул Пьер. — Судя по всему, эксперимент удался?
Но Беккерель отрицательно покачал головой:
— Отнюдь, мой эксперимент полностью провалился. Ни одна из пород, выложенных на солнце, никак не повлияла на фотопластины. Никак… я проявил, вот, смотрите…
И профессор показал на целую коробку проявленных совершенно одинаковых пластин. Коробка явно использовалась как мусорник. Во всяком случае, так решила Мария — небрежные жесты Беккереля и его недовольный тон нельзя было объяснить как-то иначе.
— Но как же тогда?.. — Пьер перевел взгляд на пластину с изображением ключа. — Как же это изображение?..
— А теперь посмотрите сюда…
Беккерель передал Пьеру темную пластинку. Тот повернулся к свету, чтобы ее получше разглядеть.
— Вот эта была засвечена, верно? Свет каким-то образом попал на нее…
— Да, она засвечена, — кивнул Пьер.
— Эта пластина не была на солнце! Я ее извлек вот отсюда!.. — Беккерель с усилием выдвинул тяжелый ящик стола. — Я даже не знал, что здесь лежит фотопластина, возможно, я положил ее сюда еще до начала опытов с минералами. В этом ящике я держал несколько образцов, которые еще не ввел в опыт. Я только начал экспериментировать… И вот, когда я раскладывал образцы в ящики для эксперимента, один из них совершенно случайно упал в открытый ящик стола, прямо на эту пластинку. Тогда я не глядя задвинул ящик, не обратив на это внимания. И вот вчера я обнаружил образец, лежащий прямо на пластинке…
Объяснения Беккереля были путаными, по мнению Марии, оттого, что профессор сам не понимал, что обнаружил. Тем временем ученый продолжал:
— …Этот камень не подвергался воздействию солнечных лучей! Он даже вообще не попал в опыт. Это образец минерала, который называют уранинитом…
Пьер повертел в руках серый невзрачный кусок камня и передал его Марии. Молодая женщина взяла в руки «возмутителя спокойствия» и тоже стала его разглядывать. Чуть заметный блеск на изломе, темно-серый цвет, обычная для камня тяжесть… Ничем, с ее точки зрения, этот камень не отличался от других, использованных Беккерелем в этом странном эксперименте.
— …не впитывал энергию лучей, даже не попал на солнце… Но пластинка оказалась засвеченной… И тогда, чтобы убедиться, что пластина подверглась воздействию этого минерала, что нет никакой ошибки, прошлым вечером в этой самой комнате я провел еще один опыт. Кабинет был полностью затемнен, я взял этот образец, повторяю, совершенно не подвергшийся воздействию солнца, и положил его на свежую фотопластину… — рассказывая, профессор повторял все свои движения, — а затем положил стальной ключ между камнем и пластиной, вот так… — Беккерель накрыл витой стальной ключ все тем же невзрачным серым камнем, — чтобы на фотопластине зафиксировать все лучи, которые могут исходить от этого минерала. Полчаса назад я проявил пластинку из вчерашнего опыта. Вот эту, которую вы уже видели… — Беккерель снова отдал Пьеру уже подсохшую фотопластину с изображением ключа, — и вот результат этого опыта.
Пьер, не отрывая взгляда от пластины, заговорил, осторожно подбирая слова:
— Вы хотите сказать, что этот образец испускает собственные лучи, не впитанные, а собственные, ему присущие? Лучи при этом достаточно мощные, чтобы пронизать черную бумагу и засветить пластину…
Беккерель молча кивал после каждого слова Пьера Кюри. А Мария осторожно взяла в руки камень.
— Да, месье, — ответил Беккерель, когда Пьер закончил говорить. — Я хотел сказать именно это.
— Это невероятно! — только и смог сказать на это Пьер, словно загипнотизированный глядя за фотопластину, где в черном круге светлело изображение витого лабораторного ключа.
— Да, — несколько раз кивнул Беккерель, — это совершенно невероятно…
Все это время Мария молча вертела в руках кусочек породы и наконец произнесла:
— Словно в этом камне заключена частица солнца…
Пьер и Мария вернулись в лабораторию, не говоря друг другу ни слова. Невероятный результат опыта словно лишил их дара речи. И только уже сидя за столом, Пьер заговорил:
— Как это странно… Что бы это могло быть? Какова природа этого излучения?
Мария пожала плечами — у нее тоже были только вопросы, и она, как и Пьер, пыталась понять, какова природа этого удивительного явления, которое Беккерель смог зафиксировать на фотопластине…
— Возможно, — задумчиво произнес Пьер, — мы никогда этого не узнаем…
Но Мария уже пришла в себя. Ей повезло увидеть настоящее чудо, и теперь она просто обязана была поблагодарить Пьера за то, что он позволил ей прикоснуться к тайне.
— Благодарю вас. Было очень любезно с вашей стороны пригласить меня в лабораторию доктора Беккереля…
Пьер рассеянно кивнул, занятый совершенно другими мыслями. Природа удивительного явления с каждой минутой занимала его все больше…
Таким образом, стало ясно, что источником излучения является уран. На особый характер излучения указывал и тот факт, что лучи действовали на фотографическую пластинку даже в тех случаях, когда она была завернута в толстую светонепроницаемую бумагу.
Беккерель доложил об этих результатах на ближайшем заседании Академии, уже на следующий день, 2 марта 1896 года. День этот с тех пор и считается днем открытия радиоактивности, хотя сам термин предложен был позже. 29 февраля английский физик Сильванус Томпсон также обнаружил, что соль урана засвечивает фотопластинку.
Беккерель повторил опыты Рентгена. Он обнаружил, что Х-лучи делают воздух проводником электричества и что любой препарат, в котором есть уран, даже если он не фосфоресцирует, испускает проходящие сквозь черную бумагу лучи. Сильнее всего, как показали опыты, их излучает металлический уран. Об этих результатах Беккерель доложил в мае 1896 года — таким образом, весь процесс открытия радиоактивности занял всего несколько месяцев, хотя еще примерно год Беккерель занимался измерениями ионизирующего, как теперь это называют, действия излучения — способности усиливать электропроводность воздуха.
Позже Мария вспоминала об этом так: «Таким образом, необходимо было изучить природу энергии, правда, весьма слабой, которая в форме излучения непрерывно выделялась из соединений урана. Исследование этого явления показалось нам исключительно интересным, тем более что проблема была совершенно новой и не имела еще никакой библиографии. Я решила заняться изучением этого вопроса. Надо было только найти место для опытов. Пьер Кюри добился у директора Школы разрешения воспользоваться в этих целях застекленной мастерской на первом этаже, служившей складом и машинным бюро».
Четыре года
Вот так начался поистине героический период в жизни Марии и Пьера. Этой работе было отдано так много сил и целых четыре года жизни. Ценой немалых жертв, в первую очередь ценой здоровья, о чем, впрочем, тогда никто не догадывался, двое молодых ученых проложили науке новый,
