апреля — 3 мая ⁄ 20 апреля) и новое наступление союзников (6 мая ⁄ 23 апреля — 8 мая ⁄ 25 апреля) равным образом не привели к серьезным результатам, и на полуострове установились те же условия позиционной войны, что и на Западном фронте. За это время англичане потеряли около 15 тыс. человек убитыми и ранеными, французы около 4 тыс. человек, из общего состава десанта около 60 тыс. человек.

Прорыв армии Макензена на Дунайце совершился 1 мая /18 апреля и отбросил русские войска до Сана, приведя вместе с тем к очищению ими Северной Венгрии, законченному к 6 мая ⁄ 23 апреля — 9 мая ⁄ 26 апреля[131]. Вместе с тем выяснилось колоссальное превосходство германо-австрийских войск артиллерийским снаряжением при полном истощении не только артиллерийских снарядов, но и запаса винтовок в русской армии[132]. 24/11 мая началось русское отступление из Галиции: 3 июня /21 мая пал Перемышль, 22/9 июня — Львов. А параллельно с этим германо-австрийское наступление ширилось и охватило вскоре весь фронт от Карпат до Балтийского моря.

Впечатление от обоих этих фактов было чрезвычайно сильно. Достаточно сказать, что, в связи с ним и с опасениями за состояние снаряжения английской армии, в Лондоне наступил 14/1 мая острый правительственный кризис, приведший через неделю к коренной реорганизации кабинета Асквита путем включения в него ряда представителей консервативной партии, причем Черчилль, на которого возлагалась влиятельными кругами главная ответственность за дарданелльскую операцию, лишился должности первого лорда адмиралтейства.

Само собою разумеется, что торжество германо-австро-турецких войск, весь размер которого по отношению к России в первые дни не поддавался еще полному учету, но которому, разумеется, с первых же дней как по отношению к Дарданеллам, так и по отношению к русскому фронту германская дипломатия и печать позаботились придать широчайшее значение, произвело в рядах колеблющихся нейтральных не менее крупное впечатление, чем в рядах самих союзников. Особенно оно было на руку тем кругам, в частности в Греции и Болгарии, которые и раньше склонялись на сторону срединных империй.

Что касается дарданелльской операции, то оборвать ее теперь же в Англии сочли невозможным, несмотря на всю оппозицию, которую она встречала чем дальше, тем больше, как авантюра не только безнадежная, но и вредная. Решающим соображением послужило, по-видимому, опасение рокового для престижа союзников как на Ближнем Востоке, так и среди мусульманского мира вообще впечатления, которое мог бы произвести отказ Англии от ее продолжения. Но раз был признано необходимым продолжать начатое дело, хотя и с сильно подорванной верой в благополучное его завершение, вопрос об усилении десантного отряда иными сухопутными войсками приобретал, очевидно, усиленное значение. При этом особенно возрастала важность участия в деле Болгарии, ибо на Россию при данных условиях не приходилось рассчитывать, а участие греческих войск могло повлечь за собой опасность перехода Болгарии на сторону врагов, — опасность, выросшую и без того, в связи с общим положением дел.

а) Вопрос об участии России. — Загадочный эпизод

Что касается участия России, то уже 13 мая ⁄ 30 апреля до Сазонова дошли сведения о возможной переброске на Западный фронт намеченного для отправки в Константинополь экспедиционного корпуса, в силу чего он поручил Кудашеву обратить внимание начальника штаба на крайнюю нежелательность с «политической точки зрения» отвлечения корпуса «от прямого его назначения», признавая «невозможным, чтобы Царьград, составляющий самое ценное приобретение, которое нам может дать настоящая война, был завоеван исключительно трудами наших союзников, помимо нашего участия». На следующий день Кудашев его, правда, успокоил, что, хотя «намеченный первоначально для Константинополя корпус действительно направлен в Галицию, но он уже заменен в Одессе другим», но, когда Сазонов 15/2 мая пожелал узнать, состоит ли последний «из перворазрядных войсковых частей», он получил в тот же день неприятное известие, что «отряд состоит из 3 бригад ополченцев, гвардейского экипажа, 2 морских батальонов, 1 казачьего полка», причем к этому «следует прибавить 1 кавказскую дивизию», всего около 40 тыс. человек (см. также телеграмму Сазонова Кудашеву от 29/16 мая и весьма пессимистическое письмо к нему Кудашева от 3 июня /21 мая).

«Перворазрядные войска», таким образом, были заменены далеко не перворазрядной, внутренне ничем не спаянной группой разных частей, в которой численно играли большую роль ополченские части, боевое значение которых расценивалось весьма невысоко. Положение на австро-германском фронте не позволяло «мариновать», по выражению Кудашева, войска, собранные в Одессе для будущего десанта у Босфора, и они были использованы на самом важном, то есть Западном, фронте.

А между тем 30/17 мая как раз Ставка внезапно выдвинула загадочное предположение об отправке к Дарданеллам русского отряда силой «до 6000 человек»… из Владивостока.

При рассмотрении этого предположения прежде всего обращает на себя внимание именно то обстоятельство, что мысль о нем возникла в Ставке, и притом в такое время, когда трудность положения на австро-германском фронте уже выяснилась с полной определенностью (см. телеграмму великого князя от 30/17 мая Николаю II). Для Николая II вопрос оказался «совершенно новым» и вызвал недоумение. «Не знаю, — телеграфировал он 31/18 мая, — какую пользу принесет участие столь малого отряда в операциях с союзниками у Дарданелл. Напротив, всякое усиление нашего десантного корпуса в Черном море, по-моему, крайне необходимо». Ввиду этого он признал нужным обсудить вопрос в Петрограде, в частности, с Сазоновым. Дополнительные соображения великого князя не отличались особой убедительностью. В них говорилось о том, что «посылка намеченного отряда имеет безусловно моральное значение в смысле участия в занятии Константинополя одновременно с союзниками, так как босфорский десант возможен лишь после проникновения союзного флота в этот пролив через Мраморное море», а далее указывалось на то, что ввиду затяжки в действиях союзников отряд поспеет вовремя к месту своего назначения. Об усилении же десантного корпуса в районе Черного моря не говорилось вовсе (см. телеграмму великого князя Николаю II от 1 июня /19 мая).

Вторая странность этого эпизода заключается в отношении к нему Сазонова, а вслед за тем и Китченера. Во всеподданнейшем докладе, представленном им Николаю II и сообщенном вместе с тем через Кудашева в Ставку (см. телеграмму его от 2 июня ⁄ 20 мая), Сазонов высказался в том смысле, что «с политической точки зрения… посылка наших войск к Дарданеллам может соответствовать нашим интересам при условии, что отряд не будет слишком незначителен, ибо иначе намеченная цель не была бы достигнута», а в то же время особенно напирал на необходимость оставить в силе обещание, ранее данное союзникам, относительно черноморского десантного корпуса. Это, очевидно, усилило сомнения Николая II в целесообразности такой сложной операции, как переправка войск кружным морским путем