на Галлиполийском полуострове, принадлежала Болгарии в лице ее посланника в Лондоне, осведомившегося у Грэя об ответе держав на предшествовавший запрос его правительства, какие точные предложения они готовы ему сделать, так как без таковых оно не будет в состоянии в будущем к ним присоединиться. Заявив, что без совещания с союзниками он не в состоянии дать ответа, Грэй в дальнейшем разговоре признал, что «уступка Кавалы может оказаться не невозможной», несмотря на то что «Грецию в таком случае придется компенсировать в районе Смирны, то есть за счет Великобритании», имеющей лишь в этом районе Малой Азии железнодорожные интересы. В общем же он настаивал на том, что инициатива по вопросу о сотрудничестве должна исходить от болгарского правительства, которое должно убедить союзников в искренности своих желаний (памятная записка Бьюкенена Сазонову 29/16 апреля).

Официального обращения болгарского правительства за этим, правда, не последовало, однако 7 мая ⁄ 24 апреля Бьюкенен мог известить Сазонова памятной запиской о разговоре, состоявшемся 4 мая /21 апреля между британским военным атташе в Софии и военным министром Фичевым, который считался и позднее сторонником сотрудничества с Антантой. Фичев, указав на эту свою точку зрения, высказанную и в Совете министров, настаивал, что «для того, чтобы после тяжелых жертв и разочарований, причиненных Болгарии последними войнами, вызвать энтузиазм, необходимо дать нации определенный объект борьбы. Предыдущие войны велись во Фракии ради Македонии, но если такая кампания (то есть новая война ради Македонии во Фракии, а не в Сербии) должна быть повторена, они (нация) должны получить окончательные заверения (definite assurance), что на этот раз национальные пожелания будут достигнуты». Отсюда вытекало требование гарантии державами линии Энос — Мидия во Фракии, линии 1912 г. в Македонии и части Добруджи.

Лишний раз, таким образом, союзные державы встретились с изначальными и неизменными требованиями не только болгарского двора, но и болгарского общественного мнения, неустранимость которых признал Сазонов еще в начале августа 1914 г. Если Кавала в числе их не была упомянута, то не потому, что в Болгарии были готовы отказаться от гавани, которая имела для нее большое экономическое и стратегическое значение, а потому, что вопрос о ней уже считался поставленным на благоприятную почву первой беседой с Грэем. На этот раз, однако, Грэй решил не дожидаться, пока союзные правительства согласуют свой дальнейший образ действий, а поручил — без ведома Сазонова, который узнал об этом из телеграммы Савинского 11 мая ⁄ 28 апреля и вслед за тем из памятной записки Бьюкенена от 12 мая ⁄ 29 апреля, — британскому посланнику в Софии, пресловутому Айронсайду, «неофициально» уведомить Радославова, что «во всех дискуссиях с другими государствами (речь шла о Греции и Румынии) относительно возможного их участия в войне мы заботливо избегали связывать себя какими-либо условиями, которые воспрепятствовали бы нам поддержать законные болгарские пожелания», но что «чем больше уходит времени без каких-либо дружественных указаний (indication) со стороны Болгарии, тем труднее будет держать для нее дверь открытой». «Это неофициальное сообщение исторгло (elicited) у премьер-министра обещание, что Болгария присоединится к союзникам, если они обеспечат ей как спорную, так и бесспорную зону в Македонии (первая включает Куманово, Ускюб и Дибру), вместе с Кавалой, Сересом и Драмой. Если Болгария этого не получит, она останется нейтральной»[139].

«Неофициальное» сообщение Айронсайда Радославову, состоявшееся, по-видимому, 9 мая ⁄ 26 апреля, повергло бедного Савинского, не привыкшего и раньше к тому, чтобы его держали в курсе дела, в полное недоумение, тем более что Айронсайд поставил о нем в известность как его самого, так, по-видимому, и французского посланника Панафье, только дня через два после того, как оно состоялось. При этом он доставил себе дешевое удовольствие добавить, «в виде объяснения» своего поведения, мало корректного, с точки зрения «союза» и прежней его практики в Болгарии, где предоставлялась первенствующая роль России, «что Англия форсирует Дарданеллы в интересах России, что цель этой тяжелой операции — предоставить нам Константинополь и что для уменьшения жертв нужно скорейшее выступление Болгарии» (см. телеграмму Савинского от 11 мая ⁄ 28 апреля).

Сэр Эдуард Грэй отплатил, таким образом, Сазонову за его мартовскую победу над его проектом вступить, опираясь на греческую армию, в Константинополь; отплатил и за саботаж его предыдущей попытки привлечь Болгарию на сторону Антанты — отплатил в полном сознании, что с событиями в Галиции наступила та катастрофа русской армии, которую Ллойд Джордж и Черчилль предсказывали с начала года, и что Сазонову на этот раз придется капитулировать. Об этом свидетельствует конец памятной записки, врученной Сазонову 14/1 мая, в которой сообщалось о том, что Грэй ответил несколько уклончиво на запрос болгарского посланника в Лондоне относительно судьбы спорной зоны в Македонии, как подлежащей совместному обсуждению союзных держав, а также относительно готовности их гарантировать Болгарию, в случае ее присоединения к союзникам, против нападения со стороны Греции и Румынии. «Сэр Эдуард Грэй, — говорилось здесь, — был бы рад узнать взгляды г. Сазонова: он предполагает, что будет невозможно дать какое-либо обещание насчет спорной зоны и что, пожалуй, несвоевременно торопить болгарское правительство в момент, когда русские войска отступают в Галиции». «Настоящий момент неблагоприятен для переговоров (с Болгарией), принимая во внимание отступление русских войск в Галиции», — повторяет новая памятная записка от 15/2 мая. Вслед за тем Сазонов извещается о мнении весьма видного болгарского деятеля Геннадиева относительно необходимости для Болгарии «иметь Кавалу, хотя она и не рассчитывает получить спорную зону», а вместе с тем о том, что «ввиду того факта, что всякая железнодорожная линия от Софии до Кавалы может быть проведена лишь через Серее и Драму (из коих обладание в особенности Сересом стратегически угрожало греческим Салоникам), обладание этими последними пунктами также включается в обладание Кавалой». 19/6 мая последовало новое давление Грэя. В этот день Сазонову по поручению Грэя опять была предъявлена памятная записка, в которой сообщалось о том, что Грэй получил из Софии телеграмму, «настаивающую на желательности сделать Болгарии окончательное письменное предложение», и потому предлагает дать соответственные инструкции посланникам трех держав. «Выбор момента… мог бы быть предоставлен сэру Г. Бакс-Айронсайду, как предлагал г. Геннадиев», причем «было бы, однако, желательно (но, стало быть, не необходимо), чтобы французский и русский посланники получили инструкции присоединиться к действию, предпринятому посланником его (великобританского) величества». Содержание предложенного Грэем сообщения определялось при этом так: «В обмен на сотрудничество Болгарии против Турции союзные державы соглашаются на немедленную оккупацию и владение Болгарией Фракией до линии Энос — Мидия. Союзные державы гарантируют Болгарии по окончании войны часть Македонии между нынешними границами Греции