Шрифт:
Закладка:
Тем не менее письмо в Сербию было отправлено — правда, с заметным запозданием и притом по совету российского посланника князя Трубецкого, не на имя принца Александра, а на имя короля Петра Сербского (10 августа ⁄ 28 июля), а до этого 3 августа ⁄ 21 июля состоялось очередное выступление союзных держав — Англии, России, Франции и Италии — в Софии. Единственном результатом были новые сомнения болгарского правительства, воспользовавшегося тем фактом, что одна из участвовавших в выступлении держав, а именно Италия, к тому времени сама еще не объявила войны Турции, против которой предлагали выступить Болгарии (см. шифрованную телеграмму великобританского посла в Софии О’Бейрна Грэю от 5 августа ⁄ 23 июля), и что, сверх того, еще неизвестно, подчинятся ли Сербия и Греция требуемым Антантой с их стороны уступкам (телеграмма Савинского от 4 августа ⁄ 27 июля). А в то же время одновременные с софийским выступлением Антанты выступления ее в Сербии и Греции привели в Нише к длительным переговорам с Сербией, к которым Пашич считал себя, по его собственному заявлению, вынужденным, ввиду полной зависимости Сербии от Антанты[142], а в Афинах — 12 августа ⁄ 30 июля к решительному протесту правительства против того насилия, которое собираются совершить державы Антанты над нею. Зная об этих затруднениях союзных держав, Радославов, давно уже вместе с королем Фердинандом поставивший свою ставку на срединные империи, спокойно мог заверить Савинского в том, «что свой ответ на наши предложения он ставит в зависимость от исхода переговоров в Афинах, и особенно в Нише, и ранее, чем этот исход выяснится, ответа не последует» (телеграмма Савинского Сазонову 12 августа/ 30 июля).
Тем временем новая попытка английских десантных сил овладеть Галлиполийским полуостровом, предпринятая 6 августа ⁄ 24 июля, едва ли не с намерением оказать решающее воздействие на балканские государства, однако снова без достаточного расчета сил, привела к новому — далеко не единственному и, пожалуй, даже не наиболее крупному, но наиболее важному по своим последствиям — поражению. Чрезвычайно кровопролитные бои 6–10 августа (24–28 июля), 15/2–16/3 августа и 21/8 августа стоили десантному отряду, общая численность которого достигла к этому времени приблизительно 120 тыс. человек, около 45 тыс. человек убитыми и ранеными, побудили генерала Гамильтона требовать подкреплений в 50 тыс. человек и фактически решили судьбу дарданелльской операции[143].
6 сентября ⁄ 24 августа в Плессе был заключен союзный договор Болгарии с Германией и Австрией. 10 сентября ⁄ 28 августа Радославов открыто заявил об этом факте. 15/2 сентября, когда вопрос уже был окончательно и бесповоротно решен, Антанта сделала еще одно и последнее — нелепое при данных условиях — предложение, дабы привлечь Болгарию на свою сторону. 21/8 сентября была объявлена мобилизация Болгарии, а 4 октября /21 сентября Савинский предъявил болгарскому правительству безнадежный русский ультиматум, за которым последовало вступление Болгарии в войну на стороне Германии, Австрии и Турции.
Еще до этого определилось крушение последних надежд Антанты на Грецию, несмотря на то что 3 августа /21 июля Венизелос, вследствие благоприятных в общем результате выборов в новую палату[144], снова стал во главе греческого правительства. Отношение его к уступкам в пользу Болгарии было всегда по меньшей мере столь же враждебное и неуступчивое, как и отношение Пашича. Получив извещение от Пашича об условном согласии на уступки, на которых настояла Антанта, Венизелос тотчас 31/18 августа опротестовал такое решение Сербии, как противоречащее смыслу греко-сербского союза, а именно территориальному равновесию на Балканском полуострове и взаимной гарантии владений. Однако поведение Болгарии и сведения о концентрации германо-австрийских войск на северной границе Сербии предвещали предстоящий удар по Балканскому полуострову. Взволнованные этой перспективой и, в частности, тем, что «при таких условиях союзникам придется очистить Галлиполи, потерпев громадный нравственный урон», представители Антанты в Афинах «зондировали почву относительно положения, которое в таком случае займет Греция». При этом выяснилось, что для отказа Греции от нейтралитета потребовалось бы создание оборонительного союза Румынии, Греции и Сербии против Болгарии (телеграмма Демидова Сазонову от 15/2 сентября) или посылка союзниками в дополнение к 150 тыс. греческой армии, которая могла бы быть двинута на север для поддержки сербов или, «дабы покончить с турками, для похода на Константинополь», еще 150 тыс. «европейских, а не колониальных войск» (две телеграммы его же от 22/9 сентября). Уже 24/11 сентября был получен телеграфный ответ, что требуемый союзный отряд будет послан, а вслед за тем и известие о том, что головная часть отряда уже посажена на суда и направляется в Салоники. Быстрота действий союзников, не соответствовавшая взглядам короля, привела к формальному протесту Венизелоса от 1 октября /18 сентября, а так как союзники не обратили на него внимания и начали высадку своих войск в Салониках на следующий день, 2 октября /19 сентября, то в Греции наступил новый правительственный кризис, и Венизелос подал в отставку. Новый кабинет Заимиса известил державы, что Греция остается нейтральной.
Салоникская операция служила началом новой главы в борьбе союзников за Балканский полуостров. Дарданелльская же операция была тем самым прервана. После нескольких колебаний английского кабинета 12 декабря ⁄ 29 ноября было принято окончательное решение очистить Галлиполийский полуостров. Ночью с 19/6 на 20/7 декабря и с 7 на 8 января (25–26 декабря) последние английские войска были посажены на суда. «Английское предприятие» пришло к бесславному концу. Широко распространенное убеждение, что, «раз ввязавшись в него, Англия ни за что от него не откажется, а доведет его до благополучного окончания», не оправдалось.
II. Вопрос о перемирии или мире с Турцией и вопрос об организации временного управления Константинополем (1915 г.)
1. Вопрос о перемирии или мире с Турцией