остался в приёмном покое, не находя себе места и изводя дежурную акушерку нелепыми вопросами. Женщина недовольно поглядывала на него, но выпроваживать на улицу не решалась, опасаясь гнева вожака Стаи.

Я подъехал к роддому утром. Айк, с глупой улыбкой на лице, жадно смотрел в окно второго этажа, где маячила Софья, бледная, осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами. Я махнул ей рукой, чтобы она ложилась, и поволок ошалевшего от счастья папашу в машину.

— Оставь её в покое, Айк. Ей сейчас надо лежать, а она встала, чтобы ты не волновался. Теперь угомонись, дай ей прийти в себя. Вечером приедешь, зайдёшь в палату, на сыновей посмотришь.

Он устало потёр лицо ладонями: — спасибо, Олег, что приехал. Последние дни я был сам не свой, всё боялся, как роды пройдут. Понимаю, что Соня от меня устала, да я и сам не ожидал, что так буду реагировать на всё.

Через несколько дней Софья с младенцами была дома, и моя жена немедленно поехала к подруге. С этого времени с Айком стало невозможно общаться. Любой разговор с ним сползал на щенков, хотя там и говорить-то ещё было не о чем.

* * *

С какой тоской, позднее, я вспоминал то время и нашу спокойную безмятежную жизнь. Щенки подрастали, вот уже и Артём, цепляясь за наши руки, стал подниматься на ножки. Мои родители не могли нарадоваться на полярного волчонка. Уже было видно, что при будущем обороте он как две капли станет походить на меня. Конечно, дедушка с бабушкой любили всех внуков да и Пола тоже, но Тёмка был младшим. Моя Радость порой сетовала, что парень растёт избалованным всеобщим вниманием и любовью, но ребёнок не стал эгоистом. Он искренне любил сестру и братьев, да и вообще наши дети были очень дружны и друг за друга стояли горой.

Щенки Гранецких росли здоровыми и активными. Иногда мне казалось, что властный, жёсткий характер отца уже передался его детям. Трёхмесячные младенцы хмурили тёмные бровки совсем как недовольный чем-нибудь Айк.

Стоял июль, и мы решили выехать в тайгу. Компания собралась большая. Мы с Аллочкой и нашими детьми, семейство Гранецких, заместитель Айка в стае и фирме Сергей Звягинцев с женой Айнур и ребятишками, Иван и Денис с семьями. Набралось аж семь машин. Такой вот кавалькадой мы приехали на берег одной из двух рек, между которых и расположен наш город. Казыр и Амыл — реки бурные, холодные. Но ниже по течению Амыла имеется немало уютных неглубоких заводей, где вода согрета лучами жаркого июльского солнца.

Облюбованная нами поляна была давно известна. Крохотный песчаный пляжик полого опускался к воде. За ним, в некотором отдалении, стеной подымался могучий сосновый лес, чистый, без подлеска, с мягким ковром прошлогодней хвои. Воздух, напоенный ароматом нагретой сосновой смолы, плеск прозрачных водяных струй, бездонное голубое небо с редкими облачками — всё навевало покой и умиротворённость.

Ребята поставили одну большую палатку, потому что мы планировали, что днём, в самую жару, дети и женщины прилягут отдохнуть. А пока, погрузившись в две надувные лодки мы с Айком и Денисом решили порыбачить. В Амыле ловится хариус, рыбка нежная, жирная и очень вкусная. Иван с Сергеем остались на берегу и, приняв вторую ипостась, возились с ребятнёй. Старшие дети тоже обратились в волчат и с удовольствием, всей оравой, наваливались на взрослых волков. В конечном итоге куча-мала с шумом, плеском и рычанием скатилась с берега в воду.

Женщины сидели в отдалении, в тенёчке, присматривая за малышами. Трёхмесячные Гранецкие — младшие таращили карие отцовские глазёнки и временами улыбались чему-то, недоступному нашему пониманию.

Хариуса мы наловили много, на большую хорошую уху. Женщины захлопотали у костра, а мы улеглись на их место, в тень, лениво переговариваясь и наслаждаясь бездельем. Тёмка ползал по моей груди, что-то лопоча на непонятном языке, а я придерживал тёплое тельце своего щенка, вдыхая нежный детский запах и с трудом удерживаясь от оборота: хотелось вылизать малыша.

Лёжа на боку, Айк склонился к сыновьям. Его волк тихо урчал, а они внимательно слушали и тянулись к отцу ручонками. Потом к нему подбежали девчонки, уже в человеческом облике, раскрасневшиеся, чумазые. Я увидел, как потеплели его глаза. Олька с Надюшкой повисли на его шее, смеясь потянули на песок — бороться.

Потом мы ели наваристую уху, а кое-кто сосал материнскую грудь. Наш Артём тоже с удовольствием приложился, потому что мы с Аллой считали, что отнимать ребёнка от груди летом неправильно.

К ужину решили вернуться домой. Вечером немного похолодало, появились комары, а от реки потянуло прохладой.

Даже спустя несколько лет я буду вспоминать этот июльский солнечный день как один из самых счастливых в моей жизни.

Глава 12

Между тем, осада крепости под названием “майор Пасечник” шла полным ходом. Личный состав с любопытством наблюдал, как перед превосходящими силами противника падает сопротивление её единственного защитника. С некоторых пор наш Пал Иваныч краснел и бледнел при виде своей подчинённой, суетливо перекладывал бумаги с одного края стола на другой, а однажды, клянусь чёрным кончиком своего хвоста, я лично видел, как в обеденный перерыв они рядышком, медленно двигались в сторону ближайшего кафе. При этом Иваныч вид имел несколько смущённый и неуверенный.

Я начальнику сочувствовал и недоумевал, почему наш бравый майор, совсем не размазня и рохля, не может поставить на место наглую девчонку. Хотя, конечно, взрослый волк всегда с некоторым удовольствием воспринимает заигрывания молодой волчицы. Я немного беспокоился за неё, зная Дарью Семёновну. Уж она-то не будет плакать и переживать, а живо вызовет Нору на поединок. Своими опасениями я поделился с Айком при очередной встрече, на что он равнодушно пожал плечами: — мне что за дело, скажи? Девчонка отказалась войти в стаю, хочет жить свободной волчицей. Её неприятности меня не волнуют. — Ещё что-то вспомнив, он посмотрел на меня, нахмурив брови: — кстати, не вздумай поделиться своей заботой с Софьей. Не хватает ещё, чтобы она оставила детей на Аглаю и бросилась спасать шкуру самоуверенной девицы. Задаст ей Дарья трёпку — поделом. Значит заслужила. — и он перевёл разговор на другую тему, показывая, что больше не желает обсуждать данный вопрос.

Но беспокойство меня не оставляло, хотя о том, чтобы поговорить с Софьей, и речи не было. Ведь вожак напрямую запретил мне поднимать этот вопрос перед его парой.

* * *

Я наслаждался семейным счастьем. Пусть с деньгами у нас было негусто, но