Шрифт:
Закладка:
Я не желал сочувствовать Норе. По её милости моя семья пережила тяжёлое потрясение, о чём я и сказал жене. Она тихонько засмеялась. Легко вздохнув, нашла мои губы, и опять пламя желания волной поднялось во мне, сбивая дыхание, наполняя каменной тяжестью плоть. Зарычав, я подмял любимую под себя и грубо вошёл в неё, ощущая сладостную горячую влажность её лона и задыхаясь от наслаждения, вспышкой озарившего мой разум.
* * *
Накануне смерти Нина Сергеевна как будто бы очнулась, шёпотом позвала дочь, дремавшую рядом с кроватью в кресле. Аллочка встрепенулась, наклонилась к матери: — что, мама? Дать тебе попить? Или судно? — Она боялась душераздирающих криков, перемежающихся с матерной бранью и требованиями купить ей спиртного. Хирургическое отделение больницы было погружено в сон, и Алла с трепетом ожидала, что опять, как уже было не раз, вопли матери разбудят больных. Но обошлось. Нина Сергеевна взяла дочь за руку, хрипло прошептала:
— прости меня, Алка. Загубила я свою жизнь и твою тоже.
Аллочка погладила ту по руке, ласково сказала: — нет, мама, я счастлива. Правда — правда! Я люблю Олега, а он любит меня. У нас хорошие детки; хочешь, я приведу их к тебе?
— Хорошо… — женщина передохнула, — приведи. Хочу внуков увидеть…
— Мам, что у тебя болит? Может, медсестру позвать, чтобы укол сделала?
— Сиди, — мать усмехнулась, — мне уж ничего не поможет. Ты вот что, Алла, нотариуса мне привези, я квартиру на тебя переведу.
— Нет, мы поможем тебе её продать и купим здесь, в Междуреченске, чтобы ты рядом с нами жила.
— Глупая ты у меня, всё-таки, Алка, — она отвернула голову к стене, — думаешь, не знаю, что у меня цирроз? Вези нотариуса, я тебе говорю!
Аллочка проглотила обидные слова, тихо ответила: — хорошо, мама. Утром я позвоню Олегу, чтобы он съездил в нотариальную контору.
— И внуков чтобы привёз, скажи.
— Хорошо. — Она не стала говорить матери, что дети в садике, а Пол в школе. Олег их заберёт и привезёт к бабушке.
* * *
Через трое суток Нина Сергеевна умерла. Уснула и больше не проснулась.
Конечно, Стая помогла нам с похоронами, ведь стояли морозы и землю пришлось отогревать кострами. Радость моя… от неё на худеньком личике остались лишь глазищи, часто наливающиеся слезами. При всей моей нелюбви к Софье я был ей благодарен за то, что она забросила все дела и практически переехала к нам, уезжая домой лишь к ночи. Айк тяжело вздыхал, но ничего не говорил, встречаясь глазами со строгим взглядом жены.
Поминки провели в кафе. Я не ожидал, что будет столько народу, но еды хватило на всех. Совет Стаи помог нам с деньгами, иначе пришлось бы залезать в долги.
Поздно вечером Софья, обнимая Аллу, что-то долго говорила ей, и я увидел, как просветлело лицо моей родной девочки, как она решительно вытерла слёзы и громко высморкалась. Провожая подругу, она даже улыбнулась, и у меня отлегло от сердца: моя Радость очень стойко переносит жизненные невзгоды! Я никому не сказал, что одна вещь удивила меня на похоронах. Вместе со всем горотделом полиции на кладбище приехала Нора. Присутствовала она и в кафе. Но поразило меня то, что её интерес был сосредоточен на майоре Пасечнике, нашем начальнике. Ни на меня, ни на Айка она даже не взглянула. Пал Иваныч был откровенно обескуражен её повышенным вниманием. Мне оставалось лишь покачать головой: жена майора, Дарья Семёновна, была сильной волчицей, имеющей за плечами немало поединков. В человеческом обличье — крупной, тридцативосьмилетней решительной женщиной, держащей в ежовых рукавицах горячо любимого супруга.
* * *
В апреле Софья родила двоих мальчиков. Смешно сказать, но её беременность и роды тяжелее всех перенёс Айк. Дошло до того, что Софья попросила меня поговорить с ним и убедить, что она не больна, всё протекает нормально, чувствует она себя хорошо и рожать не боится. Я лишь головой покачал на такую её просьбу, догадываясь, как отреагирует вожак. К счастью, он не разозлился, а только тяжело вздохнул и пожаловался: — Олег, я умом-то понимаю, что мои опасения беспочвенны, но ничего не могу с собой поделать. Так бы и запер её дома и второй этаж перекрыл, чтобы она, не приведи бог, с лестницы не навернулась. По вечерам сам выводил бы её на прогулку и следил за тем, чтобы она ела только полезные и доброкачественные продукты.
Я снисходительно его утешал: — да что ты, Айк, на самом деле! Она одна что ли такая? Вон моя Радость — пятерых родила. Я, конечно, боялся, когда она Тёмкой ходила, но всё же обошлось. Да и врачи у нас хорошие.
— Понимаешь, ты привык, наверно, — он скривился, — а для меня это первая беременность, я вообще не знаю, как должно быть, что правильно, а что — нет. Прямо не знаю, как я только роды переживу!
Смеяться над вожаком было чревато, знаете ли, но вечером, когда уснули дети, я рассказал жене о нашем разговоре. Вначале она терпела. Улыбалась, фыркала, но потом не выдержала и расхохоталась: — Олежек, вот я никогда бы не подумала, что наш железобетонный, всегда такой серьёзный, суровый Айк рожать боится!
Я опешил: — ты что? Айк — рожать??
— Так ты же сам сказал, что он родов боится и беременность у него первая! — она так заразительно смеялась, что поневоле я тоже заулыбался, представив всю абсурдность ситуации. Она совершенно не прониклась серьёзностью проблемы!
Новый Год мы встречали у Гранецких. Уложили детей в спальнях второго этажа, а сами расположились в гостиной. Пол немного с нами посидел, но вскоре тоже ушёл спать. Кажется, мы все были счастливы. Жаль, я не знал, что это счастье скоро кончится, и впереди меня и моих близких ждут горе и беспросветность.
* * *
Мода на роды в присутствии отца докатилась и до нас, но Айк с ужасом отказался от своего участия в процессе. Софья тоже была не в восторге от предложения Карена, когда он сказал, что под это дело готов выделить отдельный бокс в роддоме. Так что однажды, в конце апреля, Айк увёз жену рожать, а сам
