В начале февраля Игоря разыскал Бес. В 52-ю срочно требовался хирург-дежурант на ставку в общую хирургию – некем было закрывать график. Девять дежурств в месяц: сутки – в выходные и восемнадцать часов в будни – с 14.30. Звонок раздался вовремя – деньги от шабашки таяли на глазах. Ничего, что я «подпорченный»? – спросил Игорь. Сойдешь, сказал Бес, оперировать некому, пользуйся моментом. Устраиваться побежал в тот же день. Радость отравляло одно – Вика работала в соседнем корпусе. Чтобы не встретить ее в парке, когда она возвращалась из больницы, стал ездить на трамвае до Пехотной.

В положении дежуранта было одно преимущество – не пришлось вливаться в коллектив. Принял дежурство, переписал в блокнот тяжелых, оставленных под активное наблюдение, расписался в журнале. Ответственные хирурги почти на каждом дежурстве были разные, и Игорь не сильно утруждал память именами-отчествами. Если надо было, извинялся и переспрашивал. В душу к нему никто не лез и вопросов не задавал.

Руки сразу вспомнили красногорский опыт – первую после четырехлетнего перерыва аппендэктомию Игорь сделал за пятьдесят минут. Когда в рану вывихнулся отросток с багровой отечной верхушкой, обрадовался ему, как родному. Чувство счастья длилось, пока лигировал сосуды, отсекал аппендикс от брыжейки, накладывал «кисет». Перед погружением культи, как положено, промокнул ее шариком с йодом на зажиме – будто точку поставил под зазвучавшие в голове фанфары: все, никакой Вики больше нет.

Копии протоколов операций Игорь уносил домой, где с наслаждением переводил их на английский. Where have you been for so long? – спросила мисс Мэри, открыв дверь, I’ve already started thinking that something bad had happened to you. Now I am OK, ответил Игорь. May I come in?[6]

В начале марта в двенадцатом часу вечера Игоря вызвали в соседний корпус на консультацию. Раздетым, в одном операционном костюме, пробежал по улице, через ступеньку промахнул по лестнице на третий этаж в кардиологию. В длинном коридоре горели две лампы – тусклая дежурная на потолке и настольная на сестринском посту. В четвертую от поста палату дверь была открыта, из нее высовывался анемичный язык света. Из глубины коридора донесся торопливый стук каблуков – Игорь сразу узнал их почерк. В приталенном халате с вышитыми инициалами на нагрудном кармашке, с фонендоскопом, перекинутом через шею, Вика была совершенна. Знала, что я дежурю? Или все-таки случайность? Едва заметно улыбнулась глазами: здравствуйте, Игорь Алексеевич. В руках у нее была история болезни. Здравствуйте, Виктория Георгиевна, сказал Игорь, пропуская Вику в палату. В левом углу у окна лежала женщина в накрученном из полотенца тюрбане. У ее кровати худенькая девчушка в белом костюмчике с хвостиком черных волос, выбегавших на спину из-под белого, надвинутого до бровей, колпака, регулировала, привстав на цыпочки, скорость капельницы. Слушаю вас, доктор, сказал Игорь. Вика начала доклад. Больная Ляшко, 56 лет, доставлена скорой помощью пять дней назад с диагнозом мерцательная аритмия, тахисистолическая форма с ЧСС до 160 в одну минуту, гемодинамически компенсированная. Купирована «Кордароном» в дозе 900 миллиграмм внутривенно, переведена на пероральный прием в суточной дозе 600 миллиграмм. За время наблюдения «мерцалка» не рецидивировала. Сегодня в 21.00 отмечено появление разлитой тупой боли в правом подреберье с иррадиацией в правую лопатку. Температура 37.6. При пальпации определяется умеренно болезненное объемное образование с гладкой эластичной поверхностью. Симптомов раздражения брюшины нет. По дежурству повторно исследовались печеночные пробы, амилаза мочи – норма. Лейкоцитоз 12 000 со сдвигом вправо. Виктория Георгиевна, спросил Игорь, я правильно вас понимаю, что вы подозреваете холецистокардиальный синдром? Правильно, сказала Вика.

Игорь осмотрел больную – желчный пузырь, скорее всего, отключенный, возможно с водянкой и начавшимся воспалением. На сестринском посту сделал запись в истории, созвонился с ответственным и распорядился о переводе больной в хирургию. Выпьешь кофе? – спросила Вика. На слове «кофе» спасительно затренькал телефон. Вика сняла трубку и тут же протянула ее Игорю: тебя «приемник» разыскивает. Проводила до лестницы, сдвинула рукой волосы с шеи, наклонила голову: твои духи, слышишь? Счастливо, обронил Игорь и опрометью кинулся бежать.

В том году Масленица началась поздно – в середине марта. На встречу Кантемир пришел пьяным, видимо по случаю праздника, и сказал, что у него ко мне мужской разговор. Вместо пива и бутербродов принес бутылку водки, стопку блинов в кастрюльке и две баночки лососевой икры. Баба твоя мне нравится! – сказал он. Ноги от ушей! И одевается со вкусом. Следишь за ней? – спросил Игорь. Твои контакты отрабатываю. Интересно, есть у них тут консервный нож? Вернулся с кухни, быстро открыл обе банки, сказал: я бы от такой тоже не отказался. Как она? Хороша? Кантемир замер, приоткрыв рот с гнилыми зубами. Не отвечай, знаю породу вашу – честь дамы, прочая мутотень. Он набрал полную ложку икры, шлепнул в блин и свернул его трубочкой. Укоризненно покачал головой: целку из себя строить – кончай? Ешь! Игорь положил икру в блин, свернул его конвертом. Как там говорил Гагарин? Поехали? Водка, застряв в физиологических сужениях, обожгла пищевод. Я тебя понимаю. И ее понимаю – не повезло бабе с мужем. Год сидит в двух шагах отсюда, в Телеграфном, девок не водит, пишет всякую муть. Раз в неделю жену навестит и назад. Творческая личность! Дать адресок? Спасибо, не надо, поспешно отказался Игорь. А ему твой? Кантемир насладился растерянностью Игоря. А месяц назад пацан сломался – телочку завел. Из таких же – начинающее дарование. Молоденькая, сисястая. Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Игорь. А ты подумай, сказал Кантемир, пораскинь. И Ленский пешкою ладью Берет в рассеянье свою. Диплом по «Онегину» защищал, между прочим, Саратовский филфак. Кантемир свернул очередной блин с икрой. Теперь еще и под следствием. Кто под следствием? – не понял Игорь. Кто-кто? Наш общий муж. За что? – спросил Игорь. Напортачил по медицинской части. Ровесницу твоей Вики – на тот свет. Кантемир звонко щелкнул длинными тонкими пальцами: шпок, и готово! А у той муж, ребенку два года. Теперь писатель нервничает. Заявление в военкомат написал – в Афган врачом просится. Мы отказали. Там… это дело… серьезное? – спросил Игорь. Компетентные органы разберутся, сказал Кантемир и накрутил еще один блин с икрой. Как говорит мой начальник – хороший человек посидит, посидит да и выпьет. Вперед и с песней? Острый кадык Кантемира ступенчато, как у петуха, дернулся. Слушай, может, посмотришь? Чекист быстро расшнуровал на правой ноге ботинок, снял носок. Пошевелил длинным большим пальцем – на нем красовался вросший ноготь, чем-то