Шрифт:
Закладка:
В конце концов, это меня не касается.
Вот вообще.
А потому спрашиваю:
— Лего купил?
— Ага… только не настоящее. Но тоже хорошо.
— Набор хоть большой?
— Ну… — Тимоха смутился. — У него денег немного…
Ну-ну, только и хватает, что на Динку или как там её… про эту девицу Ленка тоже сказала и фыркнула, что та из молодых да хищных. И вообще, что девки теперь всякий стыд потеряли, вот раньше никто себе такого не позволял и Ленка тем более.
Мы потом вдвоём посмеялись.
Вчера?
Или позавчера? Спросить что ли, какой день? А с другой стороны, разница-то? Я вот жив. И боль… боль есть, но тихая, присмиревшая.
— Охранника кликни, — велел я Тимохе.
— Обедать будем? — тот оживился.
— А хочешь?
— Ага… папка сказал, что тут покормят. Что тут всё равно уплочено, а вы не едите. Только…
Не покормили.
Скорее всего не со зла, может, внимания не обратили, может, решили, что ребенок с папенькой ушёл, что взрослый адекватный с виду человек не бросит малолетку в палате умирающего.
А может, ещё по какой причине.
— Мудак твой папка, — сказал я искренне, хотя детям, кажется, такое говорить нельзя. Психологическая травма случится. Но Тимоха кивнул:
— Мама его так и называет. Ну, когда думает, что я не слышу. Звать?
— Зови.
Охранник появлению Тимохи не удивился, а вот моё пробуждение его обрадовало.
— Савелий Иванович, Елена Петровна просила сообщить, если вы вдруг придёте в себя, — сказал он.
— Сообщай. И поесть мальцу сообрази. Да и я бы не отказался… и это… «Лего» ему купить. Только оригинал. И чтоб нормальный. Спроси, может, чего конкретно хочет?
Тимоха явно обрадовался.
Ну а что, любой труд должен быть вознаграждён, а Тимоха тут со мной сидеть не обязанный.
Ленка появилась, когда мы с Тимохой доедали. Он — картошку-фри с курицей, я — зеленовато-бурую и наверняка сверхполезную дрянь, которую приходилось тянуть через трубочку.
Ленка явилась не одна.
— Здравствуйте, — в палату заглянула бледная женщина с тёмными глазами. — Извините… мне сказали, что Тимофей здесь, что… он его опять бросил! Извините.
— Мам, а мы тут вот… кушаем! — Тимоха показал картофелину, измазанную в кетчупе. Капля сорвалась, чтобы плюхнуться на кипенно-белый пододеяльник.
— Ой…
— Поменяют, — успокоил я его. А вот женщина не успокоилась, женщина усилием воли подавила ярость.
Ленка посторонилась и женщину эту в спину подтолкнула. А потом сказала:
— Ты как? Часик-другой продержишься? Я позвонила. Антоненко прибудет, чтоб уж всё и сразу. Извини, только он на своих медиках настаивает. На оценке…
— Пускай, — даже не злюсь.
Мне почему-то совершенно не интересна грядущая сделка. Выгодная. Не выгодная… своего Ленка не упустит. Я тут не задержусь, хотя и так все врачебные планы поломал, но на чудесное выздоровление точно рассчитывать не стоит.
Так что…
С собой не заберу. Ни концерн, ни деньги.
А вот тут… разглядываю женщину, а она изо всех сил старается не смотреть на меня. Но смотрит. И хмурится. И не выдерживает-таки:
— Кто вам так капельницу поставил? Погодите.
На подоконник бахнулась сумка, не дизайнерская, как у Ленки, но тоже огромная. А я подумал, что давно в моей палате такой движухи не было.
Из сумки появились влажные салфетки.
Флакон, из которого женщина попрыскала на руки. Потом тщательно потёрла их. И салфетками…
— Может, лучше позвать кого? — Ленка наблюдала за ней с интересом, не делая попыток помешать.
— Не стоит, тут быстро… меняли недавно, но видите, поставили неудачно. Или сдвинули, возможно. Лекарство в вену не попадает.
Рука выглядела какой-то… набрякшей? Опухшей? Главное, боли я не ощущал.
— Я их… — Ленкины глаза потемнели.
— Угомонись, — говорю тихо.
Даже если эта дрянь мимо вены льется, мне от этого ни хуже, ни лучше. А вот Тимохина мамаша как-то быстро всё исправляет. Главное, даже не успеваю понять, как именно. Тут потёрла, там подвинула… согнула-разогнула руку. Надавила то тут, то там.
Ну да, вены у меня есть.
Где-то несомненно есть.
Нахмурилась.
— У вас сосуды очень хрупкие, вам надо…
— Что здесь происходит? — в палату заглядывает медсестра — всегда удивляло, как они умеют приходить-то не вовремя. — Что вы делаете…
Дальнейшую перебранку наблюдаем мы втроем. Я, Ленка, обнимающая баул, и Тимоха с картошкой. Картошка в него явно больше не лезла, но и оставить такое богатство он не мог.
— Ты меня ещё учить будешь… что вообще посторонние делают… — нервный голос медсестры заставил поморщиться.
— Хватит, — сказал я.
И Ленка повторила чуть громче. А Ленка умела говорить так, что её и нынешние директора, что обычные, что коммерческие, в пару с эффективными менеджерами слушали. Куда там медсестре.
— Капельницу заменить, — Ленкин взгляд не предвещает ничего хорошего. — И с рукой сделайте что…
— У него вены…
— Вены. И не только вены, — вот не любила Ленка, когда ей возражают. И теперь ткнула в мамашу Тимохи. — Ты. Сможешь поставить нормально?
— Смогу.
— Тогда и ставь.
— Это… это не положено.
Да-да, не покладено и не зарыто. Слышали.
Вопрос решается быстро. А вот новую капельничку Тимохина мамка ставит на раз. Пальцы у неё ловкие, а я почти ничего и не ощущаю.
— Почему вообще не катетер?
