Шрифт:
Закладка:
Меня трясло от страха. Я боялась, что тот, те, кто поймали меня, рассердились из-за моего побега и сделают мне что-нибудь плохое.
Но никто не появлялся. Я сидела в каменном мешке одна, в полной тишине и пыталась понять своим детским умишком, кому и зачем понадобилось это делать – заменять меня другой девочкой. Я решила, что это какие-то сверхъестественные силы, как в фильме ужасов, который я случайно подсмотрела. Ну или не случайно…
Мама смотрела этот фильм пару месяцев назад. Родители думали, что я уже сплю, а я не могла уснуть и пошла на кухню попить воды. Дверь в их комнату была приоткрыта. Несколько минут я пялилась в экран и не могла оторваться. Что-то запредельно страшное металось в телевизоре. Потом папа стал ругать маму, что она нервирует ребенка.
Я вздрогнула, подумала, что он меня заметил, но потом поняла: папа беспокоится о том, который в животе у мамы.
В тот вечер я долго не могла уснуть даже с включенной лампой…
Я просидела в ловушке до позднего вечера. Тряслась от страха и смотрела по телевизору на стене (или что там это было), что происходит дома. Та девчонка, мой двойник, целый день рылась в моих игрушках и телефоне. Как будто что-то изучала. Из папиной комнаты доносились обычные звуки футбола: крики комментатора, рев трибун, папины крики.
Неужели я останусь тут ночевать? А может быть, я здесь навсегда, а двойник будет жить за меня?
Около десяти вечера папа заглянул ко мне в комнату и спросил девчонку:
– Уроки сделала?
Она посмотрела на него злыми прищуренными глазами и процедила короткое:
– Да.
И тут в каменной стене ловушки снова появилась дверь. Я спрыгнула с грязного матраса и помчалась по темному коридору, как в прошлый раз, и снова оказалась дома, а девчонка исчезла.
На следующий день я получила в школе «двойку» за домашнюю работу. Ведь я ничего не сделала.
Они забирали меня на время, а потом снова отпускали. Чаще всего забирали днем, иногда утром и вечером, но к ночи обычно возвращали. Никто мне ничего не говорил, никто не приходил в каменную ловушку. Я просто сидела там, умирая от тоски, страха и одиночества. А в это время за меня жил двойник.
Я надеялась, что мама сразу все поймет. Говорят же про материнское чутье. Но она вернулась из роддома, и ничего не изменилось. Конечно, маме было некогда. Целыми днями она занималась Васей. Так назвали ребенка.
Но все-таки она что-то чувствовала, потому что относилась к двойнику как-то холодно. Видно было, что она старается приласкать девчонку, сказать что-то ласковое (мама же думала, что это я, ее дочка), но получалось натянуто, неестественно. На физическом уровне мама отторгала чужое существо и, наверное, сама не понимала, что происходит. А я видела все на экране и радовалась.
Сейчас я думаю, что некто или нечто в моем обличье осваивало азы человеческой жизни. Это существо не умело чувствовать, не знало, как реагировать, как проявлять эмоции. И из-за этого у меня начались проблемы.
Девчонка рассорила меня со всеми одноклассниками. Там, где нужно было улыбнуться или пошутить, она говорила гадости и кривила физиономию. Досталось и классной. Она даже вызвала маму на беседу.
– Вы знаете, Даша странно ведет себя последнее время, – многозначительно начала Надежда Степановна, – я сделала ей замечание на уроке, потому что она витала в облаках, а она насупилась, сжалась, как звереныш, стала рвать бумажки, ворчать…
Мои похитители предусмотрительно вернули меня в это время в школу. Видно понимали, что девчонка не справится. Ага, думала я, она шкодит, а я расхлебывай! Хорошо устроилась!
Мне пришлось извиняться за нее, давать обещания.
Я стала плохо учиться. Ведь почти весь день я отсиживалась в грязном склепе, а когда меня возвращали, было поздно уже что-то учить, да и настроения никакого. А тварь, жившая за меня, была страшно тупой и ленивой.
Мама ругала ее почем зря.
– Даша! Я не понимаю, почему ты то учишь целую страницу за пятнадцать минут, то не можешь четверостишье выучить за два часа! Что с тобой такое?!
Я смотрела через плазму и злорадствовала. Так тебе и надо, пусть мама на тебя орет! Получай!
Только частенько перепадало и мне, ни за что.
– Даша! Мне звонила Надежда Степановна, у тебя опять «двойка»! – разорялась мама.
А что я могла ответить? Я много раз хотела все рассказать, но боялась, что мама мне не поверит, так же как папа, или еще хуже, подумает, что я сумасшедшая.
Но один раз я не выдержала и рассказала.
Я видела, как мама переживает из-за моего, точнее, из-за ее поведения, и учебы. В тот раз мама опять ругала меня, потом расплакалась. Мне стало так жаль ее!
Я рассказала о подменах, о ловушке и коридоре. Мама пристально смотрела на меня и испуганно хлопала ресницами. Я раньше даже не замечала, что у нее такие большие глаза.
А вечером она долго говорила с папой на кухне. Я приоткрыла дверь своей комнаты и подслушивала.
– Я не понимаю, что творится с Дашей, – взволнованно говорила мама, звякая посудой. – Она такие странные вещи рассказывает… Может, ее к психологу отвести?
Они решили показать меня психологу на следующий день. Но я заболела.
Удивительное дело, всю неделю, пока я болела, меня не забирали. Может, у них не было иммунитета к нашим вирусам, и они боялись заразиться?
Эту неделю я была счастлива. Я лежала на диване под теплым пледом и смотрела мультики и детские фильмы. Мама возилась со мной, приносила чай с малиной и горячее молоко, все время целовала в лоб, проверяя температуру.
Видимо, неделя моего хорошего поведения разубедила родителей обращаться к психологу.
Я выздоровела и пошла в школу. Честно говоря, мне очень не хотелось туда идти. Там меня ждали, а точнее не ждали, вредные одноклассники, которых моя подделка настроила против, там недружелюбно следила за мной Надежда Степановна, поставив мысленно жирный штамп на моей характеристике – «девиантное поведение».
Единственный, кто был мне рад, – моя подруга Алина. Моя лучшая подруга. Ей я доверила свою страшную тайну. Рассказала все как есть, и она поверила. Поверила всему безоговорочно.
– Может, нам в милицию сообщить? – предложила она, шмыгнув носом.
– Ты что! Они меня в психушку отправят! – испугалась я.
Алина единственная знала, когда я – это не я. Она сразу распознавала ту девчонку, как без