— Где ты научилась печь, Эмма? — он усаживается поудобнее, придвигает стул поближе и внимательно смотрит на меня.

Я мечтательно прикрываю глаза и на секунду проваливаю в воспоминания. Они пробегают калейдоскопом, да еще и в ускоренной перемотке: вот профитроли, вот я улыбаюсь в поварском колпаке, вот суфле, вот эклеры, муссовые пирожные, крем-брюле, вот я мешаю шоколад, вот пытаюсь загустить сложный соус, вот я с дипломом. И все запахи, все вкусы из прошлого проносятся передо мной, я чувствую брызги карамели, дождь за окном, горячий воздух летнего Парижа. И открываю глаза, чтобы все это опять потерять.

Но уже не жаль.

— Во Франции. Я училась у известного в узких кругах кондитера, была одной из лучших. Правда, практики потом было всего ничего, — отвечаю я, наконец. Я любила это время и хотела бы жить в нем вечно.

— Почему?

Я задумываюсь. Да, в самом деле, почему? Но, все, конечно, и так ясно. Я стала звездным шефом нашего ресторана и готовила только то, что приносило много денег. С утра до вечера я жарила, варила и парила, без «спасибо» и «тебе бы отдохнуть». Соусы, пены, молекулярная кухня.

А десерты пришлось отложить на неопределенное время.

— Мой муж так хотел. У нас был свой ресторан. Я шеф-повар с мишленовской звездой, работала сутками. В его день рождения ушла пораньше, хотела сделать сюрприз и застала его с любовницей. Ну, я это уже говорила.

Моя речь короткая и отрывистая, последние несколько лет умещаются в тридцать секунд. Все это приносит немного грусти, немного злости, но больше почти не приносит боли. Так, ноет еще где-то внутри, но, наверное, зарубцевалось.

Егор смотрит озадаченно и удивленно, что-то прикидывает про себя, потом молча качает головой и хочет что-то сказать, как вдруг в комнате гаснет свет.

Когда я выглядываю в окно, света нет во всем доме, о чем ему и говорю.

— А мы сейчас свечи зажжем, ты не против?

— Конечно, нет. Свечи это что-то родом из детства, в них есть особая магия, правда?

— Мне тоже всегда так казалось, — отвечает он.

Железный дровосек достает большую коробку и ставит на стол, а в ней находятся свечи всех форм и мастей. Мы расставляем их по столу и подоконнику, потом зажигаем. И я вдруг чувствую себя в сказке, потому что все бликует и мерцает вокруг, уже почти ночь, мы молчим и думаем о своем.

— Наверное, ты совсем не разбираешься в людях, Эмма, — говорит он вдруг.

— Почему? — спрашиваю я, хотя отчасти сразу же с ним соглашаюсь. В мужчинах я совсем не разбираюсь, это правда.

— Только полный идиот мог тебе изменить, — отвечает он мягко, но без тени улыбки. Он, в самом деле, так думает, я вижу. И тут же краснею. Свечи и мужчина напротив что-то со мной творят, что-то…не то.

— Да ну, Егор. Во мне нет ничего особенного. Но приятно, спасибо, — я улыбаюсь в ответ, но пытаюсь на него не смотреть. Неловко.

— Ты ошибаешься. Я когда-то сказал тебе, что мне не нужно вот это вот всё. Несколько лет назад погибла моя жена, я долгое время не думал ни о ком больше. Были разные девушки, что-то хотели, знакомились, но бесполезно. Потом появилась Василиса, в нее я даже влюбился, хотел жениться. Думал, будет Лизе мачеха. Но она решила, что я отдам дочь в пансион благородных девиц. Так что мы со скандалом расстались. После этого я не верил, что существуют еще нормальные женщины. Не только красивые, понимаешь? Без пустоты внутри. Добрые, мягкие, веселые, любящие детей, не только напоказ. Не верил даже когда встретил такую, — я рискую посмотреть на него, а он улыбается.

Мы смотрим друг на друга еще пару секунд, когда в доме вдруг опять зажигается свет, резко ударив по глазам.

Сморгнув волшебство, мы, не сговариваясь, резво убираем свечи, а потом усаживаемся обратно за стол, но атмосфера уже не та. Не тянет на откровения, скорее опять вызывает неловкость.

Так что я спешу сослаться на усталость и попрощаться.

— Спасибо за чудесный вечер, — говорю я, стоя в дверях. — Не разочаровывайся в людях, Егор, ладно? Я вот решила дать этому миру еще один шанс.

Мы стоим на пороге непозволительно близко, он нависает надо мной, но это не чувствуется чем-то неправильным. Я улыбаюсь, он тоже, и всё это еще раз создает тот самый уютный, правильный момент. Я немного медлю, но выхожу, наконец, за порог, что бы подняться на этаж выше, но он вдруг ловит меня за руку.

— Я тоже решил дать этому миру еще один шанс, Эмма. Доброй ночи, — говорит он и целует меня в щеку. Я на секунду даже дыхание задерживаю, так это меня поражает, но потом нахожу в себе силы кивнуть и продолжить свой путь.

Ох, Эмма, ты точно влипла.

Глава 14

Этой ночью я сплю мало, все прокручиваю в голове последние события. Я развожусь. Я живу у моря. Я пеку. Кажется, я влюбилась.

Вау, вот это насыщенная жизнь.

Лидия Петровна сегодня занесла пирожки с картошкой, чтобы я хоть немного поправилась, потому что как тростиночка совсем. И это цитата. А я смотрю в зеркало и, наконец, себе нравлюсь.

Мои волосы вьются, но как-то правильно, не неряшливо, а красивыми, причудливыми волнами. Насыщенные цвета делают меня более заметной и жизнерадостной, я больше никогда не вернусь к платьям, которые принимают за тряпку.

И мне нравятся мои веснушки. Они пока не приобрели какого-то поэтического описания, но, уверена, однажды это случится.

В целом жизнь налаживается, а тут еще Егор подбрасывает головоломки. Хотя, со стороны, скорее всего, виднее, нравлюсь я ему или нет. Мне пока сложно в этом поверить, хоть он и говорит многозначительные фразы.

Но куда мне спешить? Разберусь потихоньку.

Сегодня очень сильный ветер, а значит на море шторм. В самом деле, вижу из окна, как волны разбиваются о пирс, и такие они красивые, что я решаю обязательно сходить посмотреть