обычаев не уважают. Хозяйка наверное уже не раз в больницу бегала. И еще побегает — теперь это просто. Во всем за модой гонятся, а один ребенок в семье — тоже модно. Эдак народ переведется…

— Со временем, если семейство увеличится, новую квартиру дадут, сейчас вон как строят, — проговорил он, отхлебывая чай из пиалы, и спросил, запоздало почувствовав, что вышло грубовато: — Планируете пополнение?

— Там видно будет, — смутившись и даже покраснев, ответил Ата. — С одним не знаешь как управиться…

— У нас в семье одиннадцать детей было, и управлялись, — ворчливо отозвался Якубов. — Если бы не землетрясение… А сейчас одного растят-растят, холят-холят, и то ему, и это, а вырастет — слезы льют: в кого такой вышел?

Он отставил пустую пиалу и посмотрел на Казакова строго, как судья.

— Всякое бывает, — согласился тот и встрепенулся: — Чай уже остыл, я скажу, чтобы свежего…

— Не надо, — остановил его Якубов. — Не суетись. Посидим, поговорим. Мы теперь с тобой только на совещаниях и разговариваем: то тебе слово, то мне. А надо бы и вот так, по-простецки. Мы же с тобой все-таки родственники. Я тебя вот каким помню, — он показал, едва раздвинув ладони, посмотрел, усмехнулся и раздвинул еще немного, — вот таким. Намочишь пеленки и орешь. Голосистый был, все думали, в артисты пойдешь.

Якубов сощурился, чтобы улыбку придать лицу, но на душе было невесело, сумрачно.

— В солисты я не вышел, — тоже улыбнулся Ата.

— А в хоре мы вроде вместе поем, Сапар Якубович.

Тот глянул на него быстро, испытующе — куснуть хочет, что ли? Ну молодежь пошла…

— Только на разные голоса. Так? — не сводя с него глаз, совсем уже сурово спросил Якубов; в ответ Ата только плечами пожал, и тогда он заговорил веско, вразумляя: — По молодости лет ты норовишь слишком высокую ноту взять, срываешься и даешь «петуха». Сам же признаешь — не солист, так и пой как все, не вылезай, не срамись.

— Как говорится, молод — исправлюсь, — к шутке клонил Ата; он понимал, что здесь не получится разговора на равных — гость есть гость, а сдавать позиции не хотелось.

— Пустой колодец росой не наполнится, — не принимая шутливого тона, продолжал Якубов. — Мудростью старших должна наполняться молодость. Нынешние специалисты забыли о народной гидротехнике, отсюда и все беды. Я добра тебе хочу, потому и говорю так. А ты слушай, запоминай, будет потом о чем подумать. А тебе хорошенько подумать надо. Дядя Сапар тебе всегда на помощь придет, так было и так будет.

— Спасибо, — покорно кивнул Ата.

Успокоенный его смиренностью, Якубов приободрился, голос его стал мягче.

— Я всегда в тебя верил. Помнишь, твои механические колодцы я первый поддержал? И сейчас поддерживаю. Но во всем надо соблюдать меру. В мелкозернистых водоносных слоях, где дебит порядка ноль один, ноль два литра в секунду, шахтные колодцы имеют явные преимущества.

— Да нет же, — горячо возразил Ага. — Все дело в умелой эксплуатации механических колодцев. Там, где строго соблюдается технология, механические колодцы прекрасно работают и на низкодебитных линзах. Учить надо…

— Кто о чем, а безбородый о бороде, — недовольно поморщился гость и налил себе остатки остывшего чая.

— Нам сейчас шахтные колодцы нужны, шахтные! А механическим еще придет время. Ты норовишь вперед забежать.

— Разве это плохо — идти вперед? — удивился Ата.

— Плохо, — резко сказал Якубов. — Пыль из-под копыт передних достается задним, а кому это поправится?

— Так давайте рядом скакать — все вместе впереди, — с улыбкой произнес Ата. — Куда лучше…

— Это я тебе и предлагаю, — тихо, как бы сожалея о непонятливости собеседника, со вздохом даже ответил Якубов. — Ну да ладно, придет время — поймешь.

Крякнув, тяжело опираясь о подлокотники кресла, он стал подниматься.

— Куда же вы? — растерянно спросил Ата. — Только пришли…

Он и руку протянул, готовый хоть силой удержать гостя, но тот уже выпрямился и отступил от кресла и стола — ближе к двери.

— Пойду. Мои наверное беспокоятся — ушел погулять и пропал.

— Так позвонить можно. — Ага все еще сидел, не желая присоединяться к нему, давая понять, что застолье можно еще продолжить. — Вон телефон… Да и Марал надо пригласить. Все вместе и посидим, вспомним…

— Нет, надо идти, — не сдавался Якубов. — А Марал теперь рано ложится, уставать стала. На улице темно уже.

Они оба глянули в темные окна, и Ата поднялся.

— Вы извините, что так вышло, — виновато улыбнулся он.

— Все хорошо, что ты, — Якубов даже по плечу его потрепал, ободряя. — Я же так просто, повидать…

Провожая его, Казаковы были возбуждены, наперебой говорили те самые слова, которые обычно говорят в таких случаях: что мало побыл, что нехорошо забывать старых друзей и что надо бы как-нибудь собраться всем вместе, посидеть как следует, передавали приветы. Но едва расстались, все почувствовали облегчение, одна только тетушка Биби все вздыхала, и глаза ее полнились слезами.

Оставшись вдвоем с мужем, Мая сказала неуверенно:

— Мне кажется, он как-то странно смотрел на меня, я все время чувствовала себя стесненно.

— Он вообще такой, — успокоил ее Ата. — В управлении его называют Чигирь. Знаешь, это колесо с кувшинами для подачи воды на более высокий уровень. Раньше такие строили. Вращается оно и скрипит, и скрипит…

— Чигирь, — без улыбки, задумчиво повторила Мая, вслушиваясь в слово, оценивая его. — На меня наш директор так смотрел, когда я в брючном костюме пришла на педсовет.

— Этот Чигирь тоже всех осуждает, — отозвался Ата. — Но ты внимания не обращай, черт с ним совсем. Других забот что ли нет?

А Якубов, заложив руки за спину, неспешно шел по улице, погруженный в свои размышления. Казаков-то!.. Каков наглец! Предлагает догонять его и скакать с ним рядом. Молоко еще на губах не обсохло, а туда же — учить. Нет, с ним церемониться нечего. Таким дай волю, они стариками командовать начнут, верхом сядут да плетью погонять будут. Осадить, поставить на место, чтобы помнили, кто есть кто.

16

«Посиди со мной, сынок. Что-то сердце побаливает. Нет, нет, доктора не