чрезмерно распахнутые полы, открывающие соблазнительный смуглый вырез груди, распущенные волосы и тесак в кулачке. Вылитая маньячка из кинофильма ужастиков — прекрасная и неумолимая.

Она протолкнула кончик ножа в замочную скважину и повернула. Щелк, щелк! Ригель замка перешел в положение «отперто».

— Пошли скорее, — прищурилась Варя и махнула ножом, приглашая меня внутрь темного кабинета. — Пока отец не вернулся…

Я последовал за ней. Отблески луны еле пробивались через узкие окна кабинета, похожие на бойницы, и отбрасывали на потемневший скрипучий паркет причудливую тень от письменного стола и стоявших на нем предметов.

Тень напомнила чудовище с двумя головами. Этакий оборотень-перевертыш. Одна голова хищника, а вторая — похожа на человеческую. Совсем как наш убийца — днем он обычный человек, а вечером выходит на охоту…

— А что тут так темно? — вертел я головой в поисках кинжала.

— Свет не будем включать, — Варя почему-то перешла на шепот. — Вдруг из соседей кто-то увидит со двора, да и заложит нас папеньке.

— Ого. Ты так его боишься?

— Нет, просто у нас с ним разные взгляды на жизнь… Не хочу его лишний раз нервировать.

Варя подходила ко мне все ближе и ближе, в ее руке всё ещё, забытая, тускло поблескивала сталь клинка. Вот я уже ощущаю ее горячее дыхание, вот ее рука обвила мою шею.

— Может, ты нож уберешь сначала, — хмыкнул я, перехватывая его у нее из руки.

— Ой, прости, — выдохнула она, расцепив пальчики.

Я переложил нож на стол а Варя впилась губами в мои. Страстно и настырно, чуть подтолкнув холмиками упругой груди. Мне пришлось сделать шаг назад, пытаясь разорвать интимную дистанцию, но тут я буквально уперся в письменный стол. Массивный и крепкий, он был на стороне Вари, назад дороги нет.

И тут мой взгляд, скользнув по стене, зацепился на висевший на ней кинжал. Глаза уже привыкли к темноте, и я ясно разглядел холодное оружие на цепочке с ножнами из непонятного черного материала, даже заметил, как блеснул золотом орнамент.

Варя уже расстегивала рубашку у меня на груди, не отрывая своих губ от моих. Я чуть было не дал слабину, и не поддался подкатившей страсти, но неизвестно откуда взявшийся образ Светы в моей голове меня отрезвил и вернул к намеченному плану.

Я закашлял.

— Прости! — я отвернулся и изобразил приступ кашля.

— Что с тобой? — Варя погладила меня по голове, как маленького мальчика.

— Да в горле першит. Воздух тут какой-то сухой и пыльный, — кивнул я на шкаф, забитый книгами. — Водички бы.

— Да, сейчас, — девушка упорхнула, а я кинулся к кинжалу.

Спешно сдернул его со стены, вытащил из ножен, и только тут до меня дошло, что размеры я снять не смогу — штангенциркуль остался во внутреннем кармане пиджака. А его застирывала Варя. Вот черт! Как я про него забыл? Она наверняка его нашла, и что подумала? Хотя какая на фиг разница, подумаешь, штангель в кармане, может, я его купил только.

Нет… Разница все-таки есть. Советские люди со штангелями не ходят. Поздно, чего уж тут теперь голову ломать. Как вот теперь мне кинжал измерить?

Взгляд лихорадочно пробежал по столу писателя: печатная машинка, кипы листков с текстом, листы копирки, статуэтка античной тетки без рук, но с голой грудью, книги, журналы (наверное, Светлицкий материал для книг там ищет), а линейки или рулетки нет. Бляха!

Ну оно и правильно… На хрена писателю линейка? Она ему, как балалайка медведю. Что же делать?…

Вдруг мне в голову пришла простая, но гениальная мысль. Я положил кинжал на лист бумаги, сверху накрыл копиркой, потом еще листом бумаги — и стал растирать пальцами всю эту конструкцию. Особенно налегая ногтями на границы клинка. В результате таких манипуляций копирка окрасила нижний лист, за исключением места, где был приложен к бумаге клинок кинжала.

Я приподнял верхний листок и посмотрел на свои художества. Отлично! Четкие и точные очертания двухлезвийного клинка отпечатались на бумаге.

Из коридора послышались шаги. Я торопливо сунул листы и копирку в карман. Запихал как попало, смял, не церемонясь, потом расправлю. Кинжал вставил в ножны, но повесить на стену не успел. Вошла Варя с кружкой воды.

— Андрей? — уставилась она на меня удивленными глазами. — Ты зачем взял папин кинжал?

Глава 11

— Да так… взял посмотреть, — я с благоговением вертел кинжал в руках, будто это был бриллиант «Куллинан I» из британской короны. — люблю,знаешь ли подобные штуки. Ух, какой красивый! Старинный… Такой только в музее встретишь.

— Да, — понимающе закивала Варя, но лицо её всё-таки выглядело немного озабоченным. — Отец им очень дорожит и не разрешает никому снимать со стены. Как реликвию хранит.

— Да ничего реликвии не будет, — заявил я. — Это же холодное оружие для добивания врага в бою. Крепкое и вечное. Ну раз вы так над ним трясетесь, то повешу его на место…

— Прости, — Варя протянула мне кружку. — Просто отец очень щепетильно к нему относится.

Я повесил кинжал на гвоздик в стене, но про себя отметил, что на обоях за ним есть следы от пальцев. То есть, получается, что кинжальчик частенько снимают со стены. Лукавит Варя, что он тут безвылазно висит.

Вдруг из прихожей раздалось треньканье дверного звонка.

— Это отец! — Варя вздрогнула и потянула меня за руку из кабинета. — Я не думала, что он так рано придет! Скорее, нужно запереть кабинет!

Мы выскочили в коридор, Варя захлопнула дверь и провернула замок кончиком кухонного ножа. Звонок трезвонил и трезвонил.

Девушка запахнула поглубже халат, подтянула поясок и, спешно оглядев себя в зеркало, пригладила волосы и пробормотала:

— Пойду открывать, а ты застегни, пожалуйста, рубашку.

Я посмотрел вниз — точно, верхние пуговицы расстегнуты. Исправил этот промах и уселся на диван, взяв в руку свой недопитый бокал с виски.

Щелкнул замок, послышались шаги в прихожей.

— Пап, привет! — щебетала Варя. — А ты чего так рано? Ты разве не с писателями на даче?

— Да ну их к черту! Старых пердунов. Снобизма в каждом из них больше, чем таланта у всех вместе взятых. А это чьи ботинки? Ты не одна?

— Да, ко мне коллега зашел. Андрей Григорьевич, ты его знаешь, вы виделись на юбилее Коровиной…

— Угу,