…Гедимин вывалился из люка, широко расставив конечности и всеми силами пытаясь замедлить полёт. Крылья послушно расправились, несколько секунд сопротивлялись ветру — и завернулись за спину, но до земли уже оставались считанные метры. Сармат приземлился мягко, прямо на копошащихся внизу гимов; насекомые местами обуглились, лишились крыльев и передних конечностей, но всё ещё куда-то лезли и даже пытались прыгнуть на низкопролетающий глайдер. Гедимин, раскидав их пинками, расчистил себе пятачок, встал и огляделся. Гимов он не интересовал — они обползали его или перепрыгивали, удерживая дистанцию в полметра, но вплотную не подходили. Сверху, в центре наполовину уничтоженной стаи, кружил глайдер, извергая огонь с двух бортов; на пустошь сыпались куски обугленного хитина и живые насекомые.

Гедимин поднялся на бугорок, снова осмотрелся — и помянул про себя спаривание «макак». Снизу казалось, что гимы хаотично копошатся, но насекомые уже опомнились — и строились в колонну, медленно, но верно уползающую на юг, к городу. Холмик, на котором стоял сармат, они аккуратно огибали, как будто там было что-то несъедобное и при этом опасное.

«Да чтоб их всех…» — Гедимин скатился с бугорка, длинным прыжком огибая стаю и заходя с фланга.

— Назад! — крикнул он, хватаясь за огнемёт. Сверху посыпался град горелого хитина — глайдер снова пронёсся над головой сармата, добивая остатки летающей стаи. Колонна гимов ускорилась — некоторые уже опомнились и пошли длинными прыжками, остальные пока ползли. «Не вышло,» — подумал сармат, врезаясь в строй и включая огнемёт.

Огонь насекомые заметили, но напасть так и не пытались — только прыснули в разные стороны. Кто-то загорелся и через несколько секунд упал и замер, кто-то бежал дальше на юг, не обращая внимания на горящие надкрылья. Стая не останавливалась.

Сверху послышался свист, звук расправляющихся крыльев и ругань на два голоса. Колонна гимов дрогнула — и, моментально развернувшись, полукольцом окружила небольшую возвышенность. Там возились, пытаясь сбросить крылья и достать распылители, двое в пехотной броне. Гедимин швырнул в них шар защитного поля, и вовремя — насекомые уже пошли в атаку.

Через несколько секунд один из бойцов освоился с огнемётом. Второй так и возился с покорёженными крыльями, широко открывая рот и тараща глаза. Гедимин покосился на него с недоумением и тут же забыл о «макаке» — вокруг кишели насекомые. Холмик с «мартышками» притягивал их, как магнит — железные опилки. И колонна, бегущая на юг, и остатки летающей стаи, — все собрались к возвышенности и лезли на неё, кто ползком, кто вприпрыжку. Защитное поле трепыхалось под ударами, люди под ним шарахались, прижимаясь друг к другу, но деться им было некуда. Один время от времени вспоминал про огнемёт, второй пытался заехать кулаком в подворачивающиеся жвалы, и поле дрожало ещё сильнее. Гедимин кружил у холма, спокойно перешагивая через насекомых — они его не замечали, даже когда он жёг их в упор и забрасывал горящие останки в гущу стаи. «Какие полезные „мартышки“,» — хмыкнул сармат, заходя на четвёртый круг, — всё шло к тому, что отряд гимов так и погибнет под холмом, не пытаясь ни сопротивляться, ни бежать.

От стаи уже оставалось десятков пять особей, и Гедимин подошёл к куполу почти вплотную, — отпускать существ, настолько жадных до человечины, обратно в пустошь — и дальше к городу — ему не хотелось. Жидкость, загораясь на лету, ударила из сопла — и порыв ветра швырнул её на защитное поле. Оно погасло мгновенно — Гедимин только и успел развернуть распылитель в землю, чтобы не сжечь своих «мартышек». Когда он выключил огнемёт и метнулся к холму, людей уже не было видно — только шевелящаяся, хрустящая и стрекочущая масса, под которой что-то вяло подёргивалось.

Сармат расшвыривал насекомых руками, не решаясь взяться за огнемёт. Секунду спустя они его заметили и шарахнулись в стороны. На расчищенном холме лежали, прикрывая головы и сдавленно ругаясь, двое в пехотной броне, исцарапанной и местами погрызенной. Гедимин огляделся — пока что страх перед ним пересиливал голод, но уходить гимы не собирались. «Чуют „макак“, скоро нападут…» — сармат, сердито щурясь, наклонился над лежащими.

— Вставай! — одного он дёрнул кверху за руку, второго аккуратно пнул по голени. — Живо! Твари здесь!

Люди поднялись на ноги на удивление резво, завертели головами — и бросились в разные стороны. Гедимин успел схватить их за что придётся; гимы под холмом разочарованно застрекотали. Четыре особи повисли на ногах людей, вцепившись жвалами, и убежать не успели — двоих раздавил сармат, двоих сжёг опомнившийся огнемётчик.

— От меня не отходить! — велел Гедимин, поднимая оружие — гимов осталось немного, но надо было добить всех. — Они лезут к вам, отойдёте — сожрут!

Сбоку послышалось шипение распыляемого напалма — опомнившийся боец расстреливал в упор рвущихся к нему гимов. Гедимин направил огнемёт на тех, кто зашёл с другой стороны, — и еле успел схватить убегающую «макаку».

— Стоять! — рявкнул он, пинком отшвырнув гима-солдата — тот уже выдрал небольшую часть брони с ноги бойца и потянулся к его шее.

— Да пошёл ты, слизь! — донеслось из-под шлема. — Шаб, бежим! Пусть он сам тут…

Гим-солдат, прыгнувший к холму, взорвался на лету, забрызгав всех бурой жижей. В грудь сармату ударил крупный хитиновый осколок, оцарапав броню.

— На борт! — донёсся сверху рёв Хиггинса. Гедимин, ударив кулаком по нагрудному пульту, ухватил обоих «напарников» за лямки ранцев. В ту же секунду его оторвало от земли и бросило вертикально вверх.

Мимо корабля он пролетел, слишком поздно вспомнив, что реактивный ранец — не «лучевое крыло», и для управления им нужна свободная рука. Глайдер мчался за ним, аккуратно подставляя борт с открытым люком. Гедимин качнулся в воздухе — и влетел внутрь, на лету роняя «макак». Люк захлопнулся. Сармат прокатился по палубе и остановился, врезавшись в переборку.

— Так держать, Джед! — заорал Хиггинс. — Стэнли? Шаб? Отчитаться об операции!

Гедимин поднялся с палубы. Глайдер летел, но относительно плавно, — похоже, со стаей было покончено, и Хейз развернул корабль к городу. Двое в погрызенной броне сидели у закрытого люка. Один молча разглядывал повреждения, второй непрерывно говорил, но смысла сармат не улавливал, — из респиратора доносились