2 июля

Сегодня мама отвезла Джонни в бейсбольный лагерь. Приехала сама не своя от радости, поскольку возле Либерти ей попалась заправка, где продавали бензин по пять галлонов на машину за семьдесят пять долларов. Это дороже, чем у нас, но здесь заправки продают максимум два галлона, и мама говорит, оно того стоило – сразу заправить много.

Один из вопросов, который я не задаю маме, – надолго ли нам хватит налички. С другой стороны, деньги теперь тратятся только на топливо, так что это, наверное, несущественно.

На улице под сорок, и у нас три дня не было электричества. Мэтт решил, что настал подходящий момент рубить деревья. А меня отправил за хворостом. По мне, так это тупо, но в лесу хоть тенек. К тому же собирать хворост гораздо легче, чем заготавливать дрова.

Я набрала четыре мешка и притащила их к дому. Мэтт все еще возился с деревом. С его темпами он будет рубить этот ствол не меньше недели.

Предложила ему помощь, он отказался.

Но мне неуютно просто сидеть где-то и читать, пока он вкалывает. И честно говоря, по дому заняться особо нечем. Я прополола огород, раз уж мама делает это ежедневно, и помыла посуду, и, чтобы доказать свою полезность, почистила туалеты и помыла пол на кухне.

Мэтт зашел выпить стакан воды.

– Впечатляет, – сказал он. – Другие планы на день есть?

Стремно было признаться, что нет, я промямлила нечто невнятное.

– Почему бы тебе не сходить к Сэмми или Меган? – спросил он. – Ты виделась с ними после окончания занятий?

Нет, не виделась. Не стоит и говорить, что и они не заходили в гости.

Просто чтобы унять Мэтта, я решила нанести им визиты. Очень по джейн-остиновски. Ни у одной из ее героинь не было ни телефонов, ни компьютеров, и у меня их теперь тоже нет.

До Сэмми ходу пятнадцать минут, я всю дорогу обливалась потом. Поэтому не сильно обрадовалась, обнаружив, что дома никого нет.

На минуту я задумалась, вдруг они собрались всей семьей и уехали (некоторые так и делают – уезжают на юг, где, по слухам, дела обстоят получше), но на веревке сушилось белье. Смешно представлять себе мать Сэмми, развешивающей стирку на улице. Конечно, мы и сами так делаем сейчас, но ее мама никогда не относилась к типу домохозяек.

Решив, что нет смысла торчать там в ожидании кого-нибудь, я направилась к Меган. Постучалась, и мне сразу открыла ее мама.

Один мой вид страшно ее обрадовал. Тут у меня случилось дежавю: тот же взгляд, которым когда-то меня встречала мама Бекки.

– Миранда! – воскликнула миссис Уэйн и проводила меня в дом. – Меган ужасно обрадуется, что ты пришла. Меган, Миранда здесь!

– Она у себя в комнате?

Миссис Уэйн кивнула:

– Почти не выходит оттуда. Только в церковь. Я так рада, что ты зашла, Миранда. Прошу, попробуй ее образумить.

– Постараюсь, – ответила я, хотя мы обе знали, что никакие мои увещевания не убедят Меган.

У меня еще ни разу в жизни не получилось переубедить Меган хоть в чем-нибудь.

Меган открыла дверь своей комнаты и, казалось, искренне обрадовалась мне. Я внимательно присмотрелась к ней. Она похудела, но не так сильно, как я опасалась.

А вот что меня по-настоящему напугало – так это свечение, исходившее от нее. Она положительно излучала внутреннюю радость. В наши дни это совершенно необъяснимо.

– Как ты поживаешь? – спросила она и с непритворной заинтересованностью выслушала все, что я рассказала.

А я рассказала ей почти все: как мы встречаемся с Дэном чуть не каждый день, и что Джонни уехал в лагерь, и как Мэтт рубил дерево. Про запасы еды ничего не сказала, потому что теперь это не обсуждается.

Закончив со своими новостями, спросила, как дела у нее. Она как будто засветилась еще больше, если это вообще возможно. Практически радиоактивный излучатель.

– О, Миранда, – воскликнула она, – если бы ты только могла познать то счастье, которое я испытываю.

– Рада, что ты счастлива, – ответила я, хотя полагала, что она сошла с ума, а я не радуюсь, когда люди сходят с ума, как бы плохо ни было все остальное.

– И ты могла бы обрести счастье, нужно только принять Бога. Признай свои грехи, отринь Сатану и вручи сердце Господу.

– Ты много времени проводишь в церкви? – спросила я.

Меган выслушала мою трепотню про Дэна, самое меньшее, что я могу сделать для нее, – выслушать ее трепотню о преподобном Маршалле.

– Хожу ежедневно. Мама знает, что мне нужно туда каждое утро, но сердится, если я не возвращаюсь после обеда. А я не хочу злить маму, хочу потом встретить ее в раю. Но иногда поздно вечером, если она спит, могу улизнуть обратно. Преподобный всегда там. День и ночь молится за нас, грешников.

Что-то я не уверена, что он молится и за меня, а если даже так, то, пожалуй, не хочу этого. Но, по крайней мере, Меган выходит из дома, хоть бы и в церковь.

Однако надо задать еще кое-какие вопросы.

– Ты еще ешь? – спросила я.

Любопытно, «еще» может означать совсем разные вещи.

– Я ем, Миранда, – ответила она, широко улыбаясь мне, словно я глупый ребенок. – Если бы я совсем перестала есть, это было бы самоубийство. А Бог не хочет, чтобы кто-то из нас совершил суицид.

– Рада слышать.