– Очень, – сказал Мэтт. – И еще больше погибнет. И не только из тех, кто живет невдалеке от вулканов.

– Мэтт, – произнесла мама и положила руку ему на плечо.

Думаю, именно это испугало меня больше всего. Вернувшись домой, Мэтт только и делал, что успокаивал меня, а теперь ему самому потребовалось мамино утешение.

– Выгляни наружу, – сказал он. – Просто взгляни на это небо.

Я так и сделала. Небо было невнятного серого оттенка.

– Когда извергается достаточно большой вулкан, он выпускает в небо большое облако пепла, – объяснил Мэтт. – И не просто на милю вокруг, и не на сотни миль. Тысячи миль, и не на день-два.

– Есть опасения, что пепел скроет солнечный свет на большей части планеты, – продолжила мама. – Как уже происходит у нас, по всей видимости. И если это продлится достаточно долго…

– Урожай, – подхватил Мэтт. – Нет солнца – нет урожая. Без солнечного света ничего не растет.

– О, мама, – сказала я, – даже огород? Этого не может быть! У нас нигде рядом нет никаких вулканов, я уверена, что солнце вернется.

– Уже начали транслировать предупреждения, – ответила мама. – Ученые по радио. Говорят, что нам следует подготовиться к глобальным изменениям климата. Засуха – вполне реальная перспектива и критические минусовые температуры. Здесь уже становится прохладнее. Вчера вечером, когда я ложилась, был тридцать один градус, сейчас всего двадцать два. Но ты чувствуешь, как влажно? Похолодало не из-за грозы. Прохлада пришла потому, что солнечные лучи не проникают сквозь слой пепла.

– Но это ведь не может длиться долго, – сопротивлялась я. – Неделю? Месяц? Мы можем что-то сделать для огорода, чтобы в нем все продолжало расти?

Мама глубоко вдохнула:

– Видимо, надо исходить из того, что это надолго. И приготовиться к худшему – к тому, что солнечного света будет очень мало. Почти не будет – несколько месяцев. Год, а может, и дольше.

– Дольше? – переспросила я и сама услышала, как истерично звучит мой голос. – Больше года? Почему? Где ближайший вулкан? Что, черт возьми, происходит?

– В Йеллоустоунском национальном парке есть вулкан. Извержение произошло вчера. Феникс и Лас-Вегас погребены под пеплом.

– Лас-Вегас? А что с бабушкой?

– Мы не можем знать наверняка, – ответил Мэтт.

В голове у меня нарисовался Спрингфилд, мой Спрингфилд, с едой и электричеством.

– А к востоку от нас дела получше? – спросила я.

– Миранда, это не какая-то местечковая проблема, – сказала мама. – Речь не об одном отдельно взятом вулкане. Только вчера их взорвалось полдюжины. Ничего подобного раньше не происходило. Дальше многое зависит от направления ветра, а его предсказать никто не в силах. Может, нам повезет. Может, произойдет что-то прекрасное, чего мы и вообразить не можем. Но приготовиться надо к худшему. Ты, я, Мэтт и Джонни должны приготовиться к худшему. Надо исходить из перспективы заморозков в августе. Предполагать, что не будет электричества и доставки продуктов, не будет бензина в машине и дизельного топлива для отопления. До сих пор мы просто играли в выживание, но с сегодняшнего дня надо отнестись к этому всерьез.

– Играли?! – воскликнула я. – Думаешь, это все было для меня игрой?

– Слушай, – встрял Мэтт, и я бы не поручилась, кого именно он пытается успокоить, – самое умное, что мы в силах сделать, – исходить из наихудшего сценария. Мы с мамой как раз обсуждали меры, которые можно предпринять сейчас, чтобы в суровую зиму нам было чуть проще.

– Ага, типа, есть еще меньше, – сказала я. – Потому что нельзя рассчитывать на огород.

Мэтт кивнул.

– Я тоже не в восторге от такой мысли. Но да, нам действительно придется это обсудить.

– Мне достаточно есть раз в день, – сказала мама. – Я все равно сейчас так расстроена, что потеряла аппетит. Но вам, дети, не стоит так делать. Разве только совсем уж в критической ситуации.

– Может, раз в неделю не есть вообще? – предложила я. – Или я могу через день пропускать свой бранч.

– И то и другое годные идеи, – сказал Мэтт. – Я могу завтракать по понедельникам, средам и пятницам, а Миранда есть бранч по вторникам, четвергам и субботам. И мы оба можем поститься в воскресенье. Но, мам, если ты ешь один раз в день, то тебе точно не стоит голодать.

Мама, похоже, была на грани слез.

– Я справлюсь, – сказала она вместо этого. – Думаю, нам надо запасти как можно больше воды. Пока водопровод действует, мы будем пользоваться им, но стоит сделать запасы, сколько возможно.

– А что, скважина может иссякнуть?

– Это не исключено, – сказал Мэтт. – Ненужная нам сегодня вода может очень пригодиться через полгода.

– Я еще беспокоюсь, что дождевая вода испортится, – добавила мама. – С сегодняшнего дня питьевую воду надо кипятить. С нашей скважиной никогда проблем не было, но если сильно загрязнен воздух, то не стоит рисковать.

– А что насчет пруда? – спросила я. – Можно мне продолжать плавать?

– Думаю, да, – ответила мама. – Пока. Разумеется, если температура сильно упадет, для купания станет слишком холодно.

– Сейчас июль. Ну насколько может похолодать?

– Вот это-то нам и неизвестно, – резюмировал Мэтт. – Но мы узнаем, куда денемся.

Просто чтобы доказать, как они все неправы – и мама, и Мэтт, и ученые, – я отправилась плавать. Кроме меня, туда приперлись еще пара человек. И никто не задержался надолго.

Вылезая из пруда, я чувствовала себя грязной, хотя и знала, что вода такая же чистая, как вчера. Холодно, в общем-то, не было, но воздух стал промозглый, я вся дрожала. Только вчера очень хотелось прохлады, а теперь она случилась, и я уже скучаю по жаре. Да что там – даже по луне скучаю.

Сегодня суббота, так что я съела бранч. Завтра пост. Интересно, как это будет, но, наверное, привыкнем.

Надеюсь, с бабушкой все хорошо.

Списки погибших, вероятно, здорово удлинятся в ближайшие дни.