яркого солнечного утра со светом, льющимся через высокое окно в обветшалой квартире. Мы лежали на матрасе под тонким одеялом. Он был надо мной, держа одеяло, как палатку, в воздухе танцевали пылинки, а его глаза сияли любовью.

И мы смеялись. Боже, как мы смеялись. Мы были так переполнены радостью, что она вырывалась из нас безумным смехом и взрывами счастья.

— О, — выдохнула я, и вот так просто все исчезло. Туман вернулся, и это воспоминание показалось неправильным. Все было искажено, как сон внутри сна, и когда я пыталась ухватиться за исчезающие образы, они лопались в моих пальцах, как мыльные пузыри.

У меня осталось угасшее чувство, что-то вроде любви, что-то вроде счастья.

— В чем дело? — спросил он, и я посмотрела в его глаза, надеясь увидеть в них сияние. Ничего не было. Они были прекрасны, невероятно темно-синие и почти фиолетовые при определенном освещении. Но в них не было никакой любови ко мне.

— Ничего, — сказала я. — Просто болит голова.

— Все еще хочешь, чтобы я доказал? — спросил он, и эта кривая улыбка снова согрела меня.

— Конечно, — ответила я. — Покажи мне дорогу.

Я протянула ему свои ключи и наблюдала, как он выбрал правильный ключ от входной двери, открыл ее и направился прямо к лифту. Он нажал кнопку, чтобы открыть ее, скрытую за закручивающимся металлическим рисунком, и подождал меня, прежде чем войти в лифт.

Он нажал кнопку моего этажа и искоса посмотрел на меня сверху вниз, на его губах играла дерзкая ухмылка.

— Я же говорил тебе, — сказал он. — Но я не скажу тебе, откуда я знаю. Не сейчас.

— Что? Когда? Это нечестно! — я запротестовала.

Двери открылись, и мы повернули в мою комнату. Он снова воспользовался правильным ключом, повернул ручку и широко распахнул ее.

Мы вошли, и он закрыл ее за нами. Он, не глядя, бросил ключи в мою миску на прикроватном столике и повернулся ко мне.

— Хочешь скажу, откуда я знаю? — спросил он, подходя на шаг ближе.

— Да, — тихо выдохнула я.

— Можешь перестать притворяться, котенок, — сказал он, подражая моему спокойствию. — Ты не сможешь имитировать так долго.

— Имитировать что? — спросила я, встревоженная его обвинением.

— Кома. Потеря памяти, — ухмыльнулся он. — Да ладно, это должно быть притворство. Способ держать Александра подальше от себя. Я имею в виду, я признаю… это гениально.

— Это не притворство, — сказала я и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Я ничего не могу вспомнить, и это сводит меня с ума. Я ненавижу это. Я так сильно это ненавижу.

Я сломалась. Все, что я скрывала, все время я делала вид, что знаю, что, черт возьми, происходит, неопределенность и странная разобщенность. Даже тьма и это постоянное стеснение в животе влекли меня куда-то подальше отсюда.

Все это вырвалось из меня, и я обнаружила, что рыдаю в его объятиях. Я была не из тех, кто плачет. Это я знала. Я была крепким орешком и прошла через ад в своей жизни. Плакать было последним вариантом, и я предпочитала делать это в одиночестве в затемненной комнате.

Но с Люком все снова всплыло наружу. Он был моим парнем, и я не знала как, но он был моим человеком. Моя страховочная сетка.

Он обнял меня и погладил по волосам.

Он утешал меня и позволил мне промокнуть рукав его пиджака своими слезами. Он был именно тем, кем я его знала, и всем, в чем я нуждалась.

Когда я успокоилась, он провел рукой по моей щеке и обхватил ладонями мое лицо. Он притянул меня к себе, чтобы я посмотрела на него, и я посмотрела, встретившись взглядом с этими фиалковыми глазами.

— Прости, что я усомнился в тебе, — сказал он. — Мне так жаль, я думал, ты все это выдумала. Вот почему я был так зол на тебя. Я думал, ты пытаешься обмануть и меня.

— Это не так, — сказала я, мои слезы, наконец, утихли. — Хотела бы я солгать, и все помнить. Хотела бы знать, что случилось с твоей сестрой. Я думала, ты ненавидишь меня из-за этого.

— Я не ненавижу, — ответил он. — Она пропала в ту же ночь, когда ты попала в аварию. Кто-то видел, как она кричала на вас с Викторией примерно за час до того, как ты покинула кампус, поэтому я просто поинтересовался, что произошло, но теперь я знаю, что ты имеешь никакого отношения к ее исчезновению.

— Откуда ты можешь знать?

— Я просто уверен, — ответил он. — Называй это даром, я просто знаю людей.

— Жаль, что я не могу вспомнить все это.

— Наверное, тебе лучше не помнить, — сказал он. — Но теперь я расскажу тебе, как я узнал, где ты живешь.

Было очевидно, что он хотел сменить тему. Разговоры о его сестре причиняли ему слишком сильную боль.

— Как? — спросила я.

— Я был здесь раньше, — прошептал он. — Те ночи, когда мы были вместе. Каждый четверг и воскресенье, когда у Виктории были групповые собрания, а Александр гулял с ребятами. Я приходил к тебе, и мы проводили время вместе.

— Просто проводили время? — спросила я. — Я чувствую, было что-то ещё.

— Если хочешь знать, было, — сказал он, и я увидела искру в его фиалковых глазах.

Было гораздо больше.

И он наклонился, чтобы поцеловать меня, и как раз перед тем, как наши губы встретились, я увидела, как его глаза засияли.

Глава 13

Его рот был невероятен. Это было все, что мне нужно, и даже больше. Он поцеловал меня крепче, чем в лабиринте живой изгороди. Он целовал меня так, словно я принадлежала ему. Как будто теперь я его, и это было именно то, что мы должны делать.

Я прильнула к нему. Только так я могу это описать. Я держалась за него, словно он был моим спасательным плотом посреди океанского шторма, волны разбивались вокруг меня, угрожая утащить меня под воду и разбить о скалистый берег.

Я почти чувствовала воду в легких.

Но прикосновение Люка стерло это. Он успокоил вихрь, который продолжал завывать в моем сердце. Постоянная голодная потребность в информации.

Чтобы заполнить пустоту знаниями и памятью. Восстановить свой мир по мгновению за раз.

С Люком все это исчезло. Он был моим миром, моим всем. Он был всем, в чем я нуждалась, чтобы удержать свою душу.

Он издал самое восхитительное рычание в глубине своего горла, и его руки стали настойчивыми. Они путешествовали вверх по моей спине под рубашкой, его горячая кожа касалась моей холодной плоти. Я задрожала, когда