и села на него с помощью жрецов. Около треножника встал с табличкой в руках жрец-прорицатель, чтобы тотчас же записать все, что скажет пифия. Громче пел хор, ярче вспыхнул огонь на жертвеннике от положенных на него благовоний, дым курений все больше наполнял адитон, заволакивая все легкой дымкой. Пифия некоторое время сидела без движения. Но вот по ее лицу пробежала как бы тень, она страшно побледнела, и глаза ее неестественно расширились. Вдруг пифия сильно вздрогнула, все тело ее забилось в сильных судорогах, на губах появилась пена, глаза загорелись каким-то страшным безумным блеском, а волоса в беспорядке рассыпались по плечам. Она протянула вперед руки и громко вскрикнула. Хор сразу смолк. Послы афинские пали ниц в священном трепете, им казалось, что сам Аполлон невидимо присутствует здесь в адитоне. Жрец-прорицатель еще ближе придвинулся к треножнику, чтобы не проронить ни единого слова пифии. И вот в глубокой тишине раздались глухо произносимые пифией отрывистые слова, которые едва можно было разобрать. Потом пифия умолкла. Она впала как бы в забытье. Жрецы тотчас же сняли ее с треножника и на руках вынесли из адитона. Аполлон изрек свою волю устами пифии, он назвал десять имен героев – эпонимов для новых фил Клисфена.

Жертвоприношение богине Авине.

Рисунок на вазе. 550—540 гг. до н.э.

На этот раз не пришлось жрецам составлять особо сложного ответа. Не нужно было писать ответа в стихах – нужно было только назвать имена героев – эпонимов. Поэтому жрецы тотчас же и передали афинским послам список имен древних героев-полубогов Аттики. Герои эти были следующие: первый властитель и законодатель Аттики змееногий Кекропс, решивший некогда спор между Посейдоном и Афиной из-за власти в Аттике в пользу богини Афины; Эрехтей, погибший от молнии Зевса, защищая родину; внук Эрехтея, Пандион с сыном Ойнеем; герой Леонг; сын Посейдона – Гиппотоонт; сын Геракла – Антиох; Эней – отец величайшего героя Аттики Тесея; сын Тесея – Акамант и, наконец, могучий герой Аякс Теламонид, славный своими подвигами под Троей.

С веселым сердцем вышли послы афинские из храма Апполона. Они тотчас же послали гонца в Афины известить о благоприятном ответе оракула. Сами послы остались еще на один день в Дельфах, чтобы принести благодарственные жертвы Аполлону, Артемиде, их отцу Зевсу и матери Латоне, Афине Пронейе, охраняющей вход в священные Дельфы, Посейдону и Дионису, богам, которых особенно чтили в Дельфах. На следующий день послы отправились в обратный путь. Они спешили в Афины, так как знали, что все с нетерпением ждут их там, что все хотят узнать, принял ли Аполлон под свое покровительство реформы, освятил ли он своим оракулом новые филы.

Торжественно встретили афиняне вернувшихся из Дельф послов. В Афинах уже знали от гонца, пришедшего из Дельф, о благоприятном ответе. Все жители высыпали на улицы и площади, всюду царило ликование. Недаром ликовал народ афинский: Дельфийский оракул, назвав имена десяти новых эпонимов-покровителей, тем самым признал торжество народа над аристократами, освятил новый демократический строй в Афинах.

Вскоре после прибытия послов было собрано народное собрание, и Клисфен сам объявил собравшимся гражданам имена эпонимов, избранных Аполлоном. В благоговейном молчании выслушали граждане ответ оракула. Было решено принести жертвы эпонимам – покровителям новых фил, выстроить им особые святилища, а их изображения поставить на северном склоне холма ареопага.

После захода солнца, при свете взошедшей луны, собрались граждане принести жертвы эпонимам. Жертвы приносились не днем, а вечером, потому что совершалось жертвоприношение не светлым богам-олимпийцам, а богам подземным, героям, души которых были в царстве Гадеса, в стране усопших. Поэтому же приносились в жертву черные быки и бараны. Жрецы в пурпуровых хитонах, в оливковых венках и в пурпуровых повязках совершили возлияние из смеси молока, меда и воды. Жертвы были закланы так, чтобы кровь их пролилась прямо на землю, и мясо жертвенных животных было целиком сожжено на жертвенниках. Все обряды совершались в полном молчании. В ночной тиши раздавались только голоса жрецов.

Клисфен, стоявший у жертвенника среди архонтов, мог быть спокоен за свою реформу: ему было хорошо известно, как неохотно отменяют греки то, что освящено богами.

Греки на войне

Б. Сыроечковский

1. Марафон (490 г.)

Подавив восстание малоазиатских городов, Дарий, чтобы разом и навсегда покончить с греками, решил завоевать всю Элладу. Под начальством Мардония весною 492 года он послал на греков большое войско через Фракию и Македонию. Сильный флот сопровождал армию, плывя вдоль бега. Но у скалистого Афонского мыса буря разбила корабли, а фракийцы напали на сухопутное войско и нанесли ему серьезный урон. Сам Мардоний был ранен и должен был ни с чем вернуться в Азию.

Но царь не отказался от своего намерения покорить Элладу и в 490 году снарядил новый поход, но по другому плану, который предложил мидиец Датис.

Под начальством Датиса и царского племянника Артафрена войско, значительно меньшее, чем у Мардония, всего тысяч в шестнадцать воинов, должно было на кораблях пересечь Эгейское море и высадиться в самой середине Греции. Трудности и опасности кружного пути через Фракию таким образом оставались в стороне, и нападение войска должно было обрушиться прямо на ненавистные царю Эвбею и Аттику[16].

Предприятие пошло удачно, и в начале осени Эвбея была уже во власти персов; Эретрия лежала в развалинах, а персы готовились переправиться в Аттику.

При войске Датиса был старый Гиппий, сын Писистрата. Он надеялся в случае победы персов снова стать тираном в Афинах, получив власть из рук царя. Он посоветовал Датису и Атрафрену высадить войско в Аттике, близ деревни Марафон. Обширная бухта, прикрытая длинной, выдающейся в море косой, давала здесь удобную стоянку для кораблей; местные крестьяне были некогда очень преданы Писистратидам и могли при случае оказать поддержку Гиппию; а главное, в скалистой Аттике трудно было отыскать другое место, где могли бы с таким удобством действовать во время сражения те несколько сотен всадников, которых везли на своих кораблях персидские вожди и на которых они возлагали большие надежды.

В начале нашего сентября персы переплыли пролив, отделяющий Эвбею от Аттики, и высадились в Марафонской бухте; они вытащили на берег свои корабли[17] и расположились лагерем в северной части долины.

Когда весть о высадке персов пришла в Афины, заседавшие в афинской думе советники разослали тотчас глашатаев по городу и деревням, и на ближайший день было созвано народное собрание. Недолго колебались афиняне,