Шрифт:
Закладка:
Вулканы успокоятся и волны. Наступит в мире тишина, в ней злаки прорастут, зерно наполнив, колосья станут тяжелы и полны. Для дел великих мудрость тишины нужна. Прольются животворные дожди, всё исцеляя на своём пути, что попадёт под воды животворны, которые способны глупость, тлен и грех волной нести. На месте их взрастут густые травы. Большого урожая жди и злаков, и людей, и подрастут ещё тенистые дубравы.
Светильники горели так же тускло вкруг ложа распростертого пред ним. Поставил плошку где-то за подушкой, набитою пожарника душистым пухом. И вдруг увидел он со стороны другой…Она стояла, глядя на него…, нагой! Он к ней рванулся прямо через ложе, что есть духу.
В траве душистой чуть не утонул, но справился, был ловким он, как кошка. Встал пред нею молча. Она была сейчас на птенчика похожа. Она глядела в пол, где плат лежал, предохраняя плошку.
Вдруг в ухе у него задребезжала мошка: « Ей косы распусти, расправь по телу. Пусть волосы прикроют наготу. Её большой стыдливости причину. Лицо её, обнявши, подними, попробуй ей в глаза взглянуть. А если нет, и руки прикрывают грудь, тогда целуй, как мотылёк, касаясь век ея и щёк, и губ. Потом ладонь раскрой и в центр поцелуй.
Потом другую так же. К лицу себе, к пылающим щекам прижми их. Обязательно посмотрит. – всё делал Клён, что мошка в ухе повелела. – Вот видишь? Прав я, посмотрела! Взгляд глазок не теряй. А если снова опустила веки, лицо ей смело поднимай и жадно, страстно в губы ей впивайся. Ей поцелуем ротик открывай.Прекрасную живительную влагу ощути.
Коль у неё глаза закрыты будут, на верном ты пути. Прижмись всем телом, нежно обними, её закинув руки на себя. И так застынь, её целуя. – о чём-то тихо там ещё шипела мошка, но Клён её не слышал, язык в Малашин ротик углубя.
– Эй, парень! Время слишком не тяни. Целуй, пока ты не почувствуешь движенья, её движенья губ. Хоть робкого, но встречного движенья. И в это время… чувствуешь? Взгляни! Меж ног твоих растёт дубок, натягивая кожу и мошонку. Пускай себе растёт, коль есть, куда расти. Но если он в неё упрётся, её ты просто подними, легка она, сродни тяжелому ребенку. Ему дай место развернуться, там где-то между ног её. Иль на руки возьми, своё скрывая чудо. Ты ложе обойди с ней на руках. И возложи её на ложе, на руку левую свою ей голову положа.
Пусть правая рука свободна будет. Ей нравится уже смотреть в твои глаза. У человека в этот миг глаза, как звёзды светят. Такими же глазами смотрят дети. Не разрывай волшебного мгновенья. И молча, нежно волосы раскинь с её грудей. Невольно она локтями их прижмёт. Ты нежно левый локоть разжимай. Не сделай больно, и в нежный сгиб его целуй, её ласкать рукой не забывай.
Целуй довольно страстно, тихонько поднимаясь по плечу, но будь нежней. А впереди ещё одно мужское счастье – женская подмышка! Уж как тепла она! Там пахнет женщиной всего сильней. Любое горе растворит она до дна, всё сладостью своею переварит. Недаром дети, плача, носами тычутся в подмышку матери своей. Наверное, отец им это чувство по наследству дарит.
Малаша сжалась вся в комок: «Откуда это всё он знает? Разгорячить её как смог?!»
А ей в пупышке голосок:: «Не дергайся, лежи спокойно. Вдыхает нос его твой чудный аромат. Впервые носом он её нашел, и съесть готов сейчас своё он счастье. А если очень уж щекотно, отвлеки, чуть-чуть, рукой свободной сожми его соски. Увидишь, вмиг переключится. И на тебя посмотри он … как волк голодный.
Клён и не думал, что темный крошечный сосок, так может сбить его с пути, и так его увлек, что вмиг подрос ещё дубок!
– Не торопись! – зашелестел знакомый тихий ветерок. – Смотри, рука её прижата к другой груди. За голову и эту руки заведи. И пусть в одной твоей руке они теперь теснятся. На сгибе локотка, внутри, опять уста сомкни. И можешь не стесняться! Все поцелуи здесь ударят в цель. Вздрогнёт все тело, она ж почти распята! Как камень жертвенный сейчас её постель. И ноги – точно подожмёт, Ей просто спазм покоя не даёт. Ладонь горячую свою ей положи пониже, чуть придави, но властно. И глаз своих от глаз её не отводи, иначе потеряем время мы напрасно.
Ладонь сама по животу ея скользила, довольно сильно этим согревая. Затем на ноги перешла. И их расправила легко и дерзко. На ноги девы свою Клён ногу положил, чтоб вновь она не содрогнулась резко.
– Не дергайся, расслабься. Смотри, как нежен он, смотри ему в глаза. – Малаше тихо шелестела мошка-егоза.
Тут начал Клён соображать, что губы можно облизать – они сухими были от волненья. Пред ним лежало тело девы юной, и было так сильно его стремленье, что он не мог решить – с чего начать?!
– Рукою правой грудь её поправь, – затрепетало в ухе, – и тот целуй сосок, что высится к тебе поближе – и наискосок. При этом изогнешься ты дугой, пока, прижав её, не перейдёшь к другой. Здесь два ключа у женщины лежат, и оба надо взять, никак нельзя лениться. Иначе ниже нам с тобою не спуститься.
Взяв в губы розовый сосок, Клён от волненья сразу взмок. Во рту его надулся возбужденьем…совсем не крошечный сосок! От груди удивленно отслонясь, увидел, что венчает грудь её, лоснящийся и темный бугорок. Второй же явно в рот его просился. Он жадно взял его…И тело девы вдруг прогнулось. К нему оно невольно потянулось. Послушно парень шел на шепот старика. И дерзко грудь лобзали губы, и дерзко мяла грудь младой жены младого мужа дерзкая рука.
– Соски не обдери от страсти, дурень! Старайся-ка давай помене. Куда летишь? Иль убегаешь от кого? Там кожа так нежна, как у тебя на члене. – прошелестело в ухе у него. – В глаза ей посмотри, спокойно, нежно. Убравши ногу, тотчас правою рукой начни ласкать ей бёдра плавно. И опять – спокойно! Чтоб буря первого сумбура улеглась, сумбур – всегда нам враг, освободи ей руки. Посмотрим, правильным ли будет этот шаг. Ты,